…Мне, знаешь, как на роду было написано Новгородом заняться. Читала ведь у Княжнина про Вадима Новгородского, храброго князя словен? Ну вот. У нас ведь беда с восприятием региональной истории. А Новгород – это не просто региональная, это самое начало начал. Откуда есть пошла русская земля – вообще-то отсюда. В советское время были сделаны удивительные открытия – Янин, Кирпичников, но какой-то обобщающей научно-популярной работы никто так и не написал. Я хоть и коммунист, но приходится признать данное упущение. Надо наверстывать… А ты сальца-от в картошечку добавь… Там у ребят есть шматок, в тряпочке.
Алька послушно достала сало, где сказал, взяла доску, нож, настрогала. В кухоньке мужской избы было тепло, пахло едой и почему-то портянками.
…А я тебе скажу, почему – потому что наши реконструкторы носков не признают!
Вадик звучно захохотал, осекся. Время было раннее – начало седьмого, общая побудка в восемь. Вадим приехал из дальнего поискового лагеря еще в утренних сумерках; теперь вовсю светало, хозяйка Галина Ивановна в усадьбе через улицу уже проверила состояние арендованного археологами Власия, подоила козу Валентину и теперь сновала по двору: вешний день год кормит. Вадик снял свои берцы, поставил сушить, рядом бросил носки (не реконструктор; впрочем, носки вполне могли дать фору портянкам) и присел поближе к Альке и к приоткрытому окну с выставленной зимней рамой, втягивая носом и запах шкворчащей на сале картошки, и апрельский дух приморской деревни – хвойно-йодистый, с нижними нотами дыма и навоза.
…Знаешь, я так люблю этот народ. Вот этих тетенек северных, заботливых без пошлости, суровых без грубости. Приеду, вдохну эти водоросли со смолой и гаром – и чую – мое!
– Твое, – усмехнулась Алька, шлепая перед ним сковородку на старый чугунный кружочек подставки.
– Куда тебе, Дань?
– Далеко, – Данька улыбается и машет рукой: не беспокойся, мол.
– Садись! До метро подброшу.
Не вопрос. Они катят через мост; Данька глядит в окно и нервничает. Куда торопишься, – спрашивает Яна. В школу, – коротко отвечает он. Яна прыскает. Не доучился, что ли? Ворону неохота объяснять, как он хотел преподавать историю и где в итоге оказался. Это и вправду выглядит анекдотом. Он жмет плечами.
Лестница, лестница, этаж, учительская, здравствуйте, Марь-Иванна… Коридор. Даниил Андреевич заскакивает в прокуренный школьный туалет. Вот черти – трава, однако… Хлопает дверца кабинки. Коридор, лестница, кабинет. Блин, снова опоздал. Ну, здравствуйте, девочки. К доске что-то пришпилено кнопками. Рисунок и подпись: «КАРКУША». А что, похоже… Спасибо за внимание, может быть, я заберу это себе на память? Кто-нибудь отсутствует?
– Смирнова. Она не придет сегодня. Наверное. Ведь это она нарисовала, Даниил Андреевич.
Зареванная Алька сидит в вестибюле туалета, прижавшись спиной к батарее. Чьи-то негромкие шаги нарушают ее покой. Она поднимает глаза и видит