Были у Эдика Успенского. Он рассказал шикарную драматургическую историю:
«На границу приезжал кагебист, опрашивал своих осведомителей и, прощаясь, по пьянке признался, что хвастался начальнику заставы, что обо всем знает лучше него. Начальник заставы поспорил с ним на ящик водки, что знает всех его осведомителей. Назавтра объявил тревогу, встал вместе с кагебистом перед строем и скомандовал:
– Все, кто сотрудничает с майором таким-то, – два шага вперед!
Расчет был точен: осведомители решили, что так надо, и четко выполнили команду.
– Забирай своих стукачей и катись отсюда!..»
Пришло в голову – Эдик у себя в кабинете (иконы, служба в записи на проигрывателе) устроил Успенский собор…
Эдик бледен, устал, глаза загнанные. Эдик всегда нравился и сейчас нравится. Если даже он играет, то в хорошие игры. И он вовсе не позер – он отличник.
Не приходит простая счастливая мысль. Одна. Единственная. Но ведь где-то она есть!
Одна-единственная мысль —
Капризное дитя удачи,
Та, что возносит сразу ввысь,
Та, что решает все задачи.
Искать ее и день, и ночь,
И не найти, вконец отчаясь,
Она уходит сразу прочь,
Едва с тобою повстречаясь.
Она приходит лишь сама,
Когда придется, по наитью,
Все клады твоего ума
Не свяжут с нею даже нитью.
Явись проклятая, приди!
Нет, не является, не хочет.
Я слышу у себя в груди,
Как надо мной она хохочет.
Постой, проклятая, постой,
В конце концов, прибьешься к дому,
Придешь к кому-нибудь другому,
А он пренебрежет тобой.
Надо мною облака —
Небо Блока.
Улетают в далека
Издалека.
Тихо падают клока
Снежной маски.
Улетают облака
Нежной ласки.
И качают облака
Белые метели,
И уносят в далека
Ночи и недели.
В синеве зима легка
И глубока,
Надо мною облака —
Небо Блока.
Во глубине глухой ночи
Он вовсе не хранил терпенья,
Кричал, коль было, «Хоть кричи!»,
И пел, когда хватало пенья.
Любил, но только так, как есть,
Страдал и мучался