– Звучит не слишком-то весело, – сказал Джим после того, как Лукас прочитал все до конца.
– Да, кто-то горюет по своему ребенку, если я правильно понял. Наверное, ребенок умер или болен. Или он где-то далеко-далеко, и некто горюет оттого, что разлучен с ним. Может, даже насильно. Если ребенка, например, похитили.
– Хорошо бы узнать, кто сочинил эти стихи, – сказал Лукас, раскуривая свою трубку.
Пинг Понг тем временем разделался со своей бутылочкой и теперь внимательно прислушивался к разговору друзей.
– Это стихотворение, высокочтимые чужестранцы, – решил он вмешаться в их беседу, – сочинил сам достопочтенный император. Он велел на всех палочках в Китае начертать эти слова, дабы мы ни на минуту не забывали об этом.
– О чем? – хором спросили Лукас и Джим.
– Подождите минуточку, – вместо ответа сказал Пинг Понг и принялся быстро убирать со стола.
Затем он отнес все во дворец: грязную посуду, столик, подушки, – только фонарик он оставил при себе.
– Ну вот, высокочтимые чужеземцы, теперь мы можем отправляться в путь, – с важной миной произнес Пинг Понг.
Но не успели они сделать и нескольких шагов, как маленький провожатый остановился и, смущенно улыбаясь, сказал:
– У меня есть просьба. Мне бы очень-очень хотелось прокатиться на вашем локомотиве. Нельзя ли это как-нибудь устроить?
– Конечно можно, – ответил Лукас. – Только тебе придется указывать нам дорогу.
Джим взял на руки малютку Пинг Понга, друзья забрались в кабину, и паровоз тронулся в путь.
Конечно, Пинг Понгу было немножко страшно, хотя он держался как настоящий смельчак и старался все время вежливо улыбаться.
– Ух, быстро катим! – пищал он. – Следующая улица, пожалуйста, налево – ой, мне кажется… – Пинг Понг с опаской поглядывал на свой круглый животик. – Теперь, пожалуйста, направо… мне кажется… теперь прямо… наверное, я слишком быстро выпил свое молочко… теперь через мост… это вредно для детей моего возраста… все время прямо… очень вредно… еще раз направо… даже противопоказано… ох, как быстро едем, однако!
Через несколько минут они уже доехали до другой площади, совершенно круглой. Посередине возвышался огромный темно-красный фонарь, такой огромный, как тумба для афиш. На фоне совершенно пустынной площади, залитой голубоватым лунным светом, это выглядело довольно мрачно и таинственно.
– Все, приехали, – сказал Пинг Понг каким-то сдавленным голосом. – Это самый центр Китая. А там, где стоит фонарь, – самый центр мира. Высчитано с абсолютной точностью нашими величайшими мудрецами. Поэтому площадь называется просто Центр.
Паровоз остановился, и друзья вышли на площадь. Подойдя к фонарю, они увидели, что и на нем что-то написано. Опять китайскими буквами в столбик:
Я, ТГУНГ ГИНГ, ИМПЕРАТОР КИТАЙСКИЙ, ТОРЖЕСТВЕННО ОБЕЩАЮ ОТДАТЬ СВОЮ ДОЧЬ, ПРИНЦЕССУ ЛИ ШИ, В ЖЕНЫ ТОМУ, КТО ОСВОБОДИТ ЕЕ ИЗ ПЛЕНА И ПРИВЕЗЕТ ЕЕ ИЗ ДРАКОНЬЕГО ГОРОДА ДОМОЙ.
Прочтя