В далеке, на бледно – синеватой прогалине неба, маячила коричневатая рубаха шебутного Артёма Силантьевича, который, возмущённо размахивал руками. При этом старый казак, который с молоду не терпел никаких возражений, делал какие-то замечания или распоряжения. Прежде всего он обращался к своей жене, а потом добрался и к двум засуетившимся невесткам, которым явно решил дать нагоняй. А своих работящих двух сыновей, которые увлеклись покосом травы, пока не посмел трогать.
До воспитания своих детей у Афони и Нюрки руки никак не доходили, и росли они, как сорная трава. Одни из них были дерзкими, а другие, наоборот, покладистыми.
Станичные казаки понимали, что их жизнь в станице без Афониных и Нюркиных выкрутасов была бы явно скучноватой.
Глава 9
Петр Корнеевич, угоревший от несносной дневной жары, после покоса решил перед закатом солнца малость освежиться в реке Кубани и сбить соленый пот с изрядно упревшего за день тела.
Недолго думая он быстро повесил свою косу на бок шарабана и только тогда сказал отцу:
– Я, папаня, пройдусь к реке Кубани и тама освежусь хучь трохи.
Голос у Петра Корнеевича сел и осип, тягучая слюна застревала в горле. Рубаха прилипла к спине и покрылась белесой солью.
Корней Кононович посмотрел на сына и с отцовской озабоченностью сразу же предупредил его:
– Вижу, Петро, что ты упарилси за день-деньской и весь разомлел, но будь поаккуратней, не додумайси в глыбь речки заплывать. Вода счас тама ишо дюжить холодная, так и гляди, што судорога сведеть ноги, или ненароком простудишьси.
Петр Корнеевич не стал жену Ольгу отрывать от работы. Решил сначала сходить и сам испробовать воду, а потом уже в следующий раз и ее пригласить.
Распахнутая и звенящая степь волновала душу Петра Корнеевича.
Он торопливо шел по дну глиняной ложбины в балке, которая, спускаясь к реке Кубани, все больше углублялась и расширялась. При этом молодой казак ощущал, как снизу от приближающегося широченного русла реки тянуло желанной освежающей прохладой и едва уловимой сыростью. Склоны балки были усеяны порослью нетронутого травостоя вперемежку с песочного цвета перекати-полем и желто-восковым бессмертником. Кстати, этот травостой сохранился нетронутым потому, что считался станичниками непригодным для покоса на сено домашнему скоту. Среди этих перезревших, жестких, неприхотливых трав, выгоревших на солнце до суховатой желтизны, особенно выделялись и бросались в глаза островки зеленовато-белесых зонтичных цветков дикой моркови. А мелкие белоголовые и кустистые степные ромашки и сине-фиолетовые тонконогие фиалки