Я онемела, застыла, испытав настолько острое сожаление, словно иголка воткнулась в сердце. Неужели оттого, что он мне брат? Неужели хотя бы на мгновение могло показаться, что Максим Езерский – достойный моего внимания мужчина? Этот живодер, авантюрист, с которым прямо сейчас почему-то слишком тепло рядом, и одновременно холодно до дрожи.
Максим посмотрел на мои губы, и меня окатило душной волной. Жар спустился от губ ниже, по груди, в низ живота, и я непроизвольно зажмурилась. Нет, контракт стервы и все деньги мира не стоили того, чтобы играть с Егерем. Он поглотит если не «Константу», то меня саму к концу месяца, потому что слишком хорош.
То есть… в каком смысле хорош?! Он мне даже не нравился никогда!.. Он же мой родственник!
– Да пошел ты на АБВ! – взвизгнула я, недовольная собой и ситуацией в целом. Оттолкнув Максима, спрыгнула со стола, схватила с дивана папку и увидела карандашную надпись, оставленную Борей на полях: «Подопытные кролики не связаны кровными узами, результат отрицательный».
– Ах ты, мерзавец! – рассвирепела я, не столько от вранья Егеря, сколько от возмутительной радости, ударившей в грудь, ведь мы друг другу были чужими. От облегчения даже руки затряслись. – Мама не учила, что врать нехорошо?!
Я подняла сумочку, которая валялась на полу, и уверенно ступила к двери, но Максим поймал за локоть и потянул меня на себя, обнимая за талию.
– Прости, солнце, но ты уйдешь только после этого, – строго сказал он, и его слова проникли под кожу, взбудоражив кровь в венах.
Максим наклонился и… поцеловал меня в щеку.
– Рад был увидеться, – произнес он насмешливо. – Иди, готовь новый пикет или провокацию. Только переоденься. Ты ведь не в квартале красных фонарей работаешь.
Но на этот раз я не смогла сдвинуться с места или вымолвить хоть слово. Максим меня тоже не отпускал, продолжая поглаживать обнаженную спину, и я ощущала каждое его движение так ярко, что покалывало кожу, а грудную клетку разрывало, словно стометровку пробежала только что на максимальной скорости.
Егерь был выше меня, но никогда его рост не казался настолько внушительным, как здесь, в тесной кабине ресторана. Ткань рубашки натягивалась на его крепких мышцах; едва уловимый аромат горького шоколада дурманил, а в сочетании с теплом сильного тела усыплял бдительность. В серых глазах плескалась привычная уничижительная насмешка, но постепенно она растаяла, уступив место опасному блеску.
Сердце ёкнуло, и я закричала про себя: «Ну почему он?! Из всех мужчин – почему?!?!» Я пыталась воскресить в памяти образ Сталина и контракт стервы, чтобы унять острое желание, но ничего не работало. Поцеловать Максима хотелось до безумия, даже горло сдавило, будто шарфом.
«Он сравнил тебя со шлюхой!» – был последний довод, но и это не сработало. Я ведь и правда выглядела, как женщина легкого поведения, и на улице вечерней Москвы меня точно попытались