– Настоящие.
Боря хмыкнул, раздался треск, и голос стал удаляться.
– Але, Борь!
– Это я смартфон переложил на другое плечо. Документы в руках держу.
– Так брат он мне или нет?
– Кто?!
– Не скажу.
– Тогда и я не скажу.
Боря иногда становился жутко вредным. Обычно я начинала хвалить его, и он оттаивал, но сегодня этот прием был под запретом. А вот если рассердить Борю в таком состоянии, то он и правда не скажет. Он злопамятный.
– Приглашаю тебя на ужин в «Дакоту» в пять вечера. Я плачу.
Я будто увидела вживую наглую ухмылку друга:
– Вот там и отвечу, даже документ дам подержать.
– Ах ты!..
Но Боря уже отключил звонок. Жизнь – боль. Мне предстояло до вечера страдать, гадая, быть или не быть. Я пока не поняла, как относиться к Егерю в случае родства. Это нарушило бы картину мира, появился бы сильный соблазн рассказать ему о контракте стервы и планах отца. Вдруг Максим помог бы найти лучший выход?
Та-ак! Стоп. Это что за мысли?! Егерь – и помочь? Да он посмеялся бы надо мной, растоптал и пошел дальше. Говорили, что у него дома пол устелен шкурами лично им убитых животных, включая редкого медведя-губача. Как вообще можно убить кого-то с такой хорошенькой мордашкой, как у губача?!
Тре-е-нь!
– Кто на этот раз?
– Фонд разочарованных писателей.
– А-а… Отлично, давай.
Я как раз была не против на ком-то сорваться, хотя меньше всего на роль жертвы подходил любимый преподаватель. Если хотелось выпустить пар, я никогда не использовала людей, а садилась на байк и гнала по трассе до посинения.
Оказалось, препод звонил, чтобы извиниться и – снова напроситься на яхту, когда ту отремонтируют. Почувствовав, как немеют губы от необходимости отказать, я уткнулась лбом в стол и шумно втянула воздух. Это же был мой препод, хороший человек, хоть и со странными друзьями. И фонд у них странный, но человек-то талантливый.
Эх…
– Вы в своем уме, Виталий Иванович? Отец меня чуть не убил. Скажите спасибо, что страховка покрыла основную часть расходов на ремонт. – Закрыв ладонью трубку, я шепотом добавила: – Идите на АБВ.
– Что? Не расслышал.
– До свиданья.
Я бросила трубку и закрыла лицо ладонями. Ну и денек. А ведь это только начало. Привыкать к грубости я не хотела, потому что боялась того побочного эффекта, который сделал маму стервой навсегда. Лучше жить впроголодь, чем быть как мама.
Я позвонила брату, пригласив его на ужин, а после обеда, закончив дела, отправилась домой переодеться. В контракте уточнялось, что в свободное от работы время я должна одеваться вызывающе.
Колючий ветер бил в лицо, и казалось, что я лечу, расправив крылья, которые всю жизнь прижимала к бокам, боясь взмахнуть и нечаянно задеть кого-то. Горечь от того, что я не умела отделять «совершение добра» от «причинения добра», давила на сердце, но с каждым километром испарялась.
Мои губы снова обветрились. Зря не воспользовалась бальзамом. Но какая разница, я же не целоваться