– Вы не хотите мне открыть?
– Конечно, нет. Впрочем, я не одна!
– Дайте мне хотя бы его адрес. Как его имя?
– Я уже давно о нём ничего не знаю. Он успел поменять тысячи адресов. Последнее, что я помню, это были Антильские острова. Его зовут Жерар Гегуан. И убирайтесь отсюда, иначе я вызову копов.
Она грубо захлопнула дверь перед моим носом.
– Если ваша дочь вас не интересует, – крикнул я, теряя хладнокровие, – грош вам цена, как матери.
Приглушённый голос из дома был адресован уже не мне:
– Моя дочь не должна поступать как я, чтобы вылезти из дерьма.
Я понял, что настаивать бесполезно и развернулся, чтобы покинуть дом. В тёмном саду деревья обливались дождём. Свет уличного фонаря в конце тупика, казалось, танцевал в ночи последний раунд смерти. Вот так мне было тоскливо на душе. Этот пресловутый материнский инстинкт, похоже, разделяют не все. На островах Тихого Океана есть женщины, отдающие своих новорождённых на воспитание другим людям, кто воспитает их лучше. Эта практика до сих пор существует во Французской Полинезии. Таким образом, есть матери, которым глубоко наплевать на этот инстинкт. Пережёвывая эти черные мысли, я сел в машину.
Если ворота у Шнебеля были закрыты, то наверху в гостиной горел свет. Прямо перед капотом моей машины ворота по невидимым рельсам раздвинулись, впустив меня вовнутрь, словно по волшебству. Он встречал меня у входа.
– Я узнал вашу машину и сразу открыл ворота. В любом случае я не спал.
Он взял меня под локоть, подталкивая вперёд.
– Проходите.
Усевшись в кресло, я рассмотрел его более внимательно. Его лицо резко состарилось за эти дни. Пепельного цвета глаза приуныли и покраснели. Бледное лицо как-то сморщилось и ожесточилось, и больше напоминало гипсовое изваяние.
– Итак, полиция ничего не нашла, – пробурчал он.
Повсюду пустые и наполовину наполненные стаканы, даже один стоял на клавиатуре пианино. Я вообразил диалоги на повышенных тонах, которые звучали здесь постоянно. Крики и проклятия эхом проносились сквозь молчаливые стены дома. Только картины, как окна в мир прекрасного, где ничто не может нарушить спокойствие, умиротворяли интерьер. Салон в этот вечер был пропитан парами алкоголя. Перехватив мой взгляд, он пробурчал:
– Я много выпил сегодня.
– Моя бабушка говорила: «Я пью, чтобы утопить свои печали, к сожалению, мои печали умеют плавать. Это не помогает». Почему вы скрыли, что Гвен вам неродная дочь?
– Это я растил её с годовалого возраста. Я лез вон из кожи для неё. Впрочем, что сейчас это обсуждать. После развода судья мне присудил оставаться с ней полное время, а не её матери. Судья была женщиной. Так что она по праву моя дочь.
– Ну, теперь уж нет. Она убежала, чтобы разыскать своего настоящего отца!
Его лицо ещё больше побледнело, стало прозрачным, как будто кровь отхлынула от лица.
– Это моя дочь, я её воспитал! Она всегда знала, что биологический отец бросил её, когда она была