А потому как помог он монахам поймать рыжего лешака, да они сами его упустили. Лешак этот и его обманул: схватил и к решетке за волосья притянул. – Аж щаз больно вспоминать! Кажи, кричит, иде трубка? Ака, скажу, дождесси!
─ Тогда он меня так лупанул по башке, аж в глазах искры пошли.! Щаз страшно становитси! Слава боку докадалси монахов позвать криком своим, а то ба… А тот-то лешак-от, усе-таки убек от их… Тьфу, ты, нечистая сила! ─ и Терентий, перекрестившись, плюнул на землю.
Глаза его от страха, что опоганил землю, округлились и он запричитал молитву тихо, крестясь все это время. – В реку сиканул с утесу… Надо ж так-ту! Ох, и страхотишша… С тех пор об ём ни слуху, ни духу. Скинул иде-нидь, лабута!
Терюха так и не смог исправить за все эти годы свой дефект: он по-прежнему вместо «г» выговаривал «к» и этого очень стыдился.
Однако именно с того самого момента, как он помог монахам в поисках воришки их серебряной трубки, круто изменилась жизнь мальчишки: монахи оценили его преданность и отвели в мужской монастырь, испросив согласия у родителей. Так Сёмка сначала стал послушником, а потом и монахом, сменив имя на другое, более благозвучное – Терентий.
Пока молодой монах занимался воспоминаниями, коровы дошли до небольшой балки, обросшей кустарником и редкими деревьями. Внизу тек ручеек, а вокруг него обильно росла изумрудно-зеленая трава, на взгорках переливавшаяся многоцветием. И даже сентябрь, позолотивший березки своим сухим бабьим летом, так и не смог отобрать у трав этот красивый цвет.
Козлобородый монашек, согнав своих коровенок в этот ложок, тут же направился к крутому склону, поросшему травой со всех сторон и прикрытому крупными пятнами зарослей шиповника. Отодвинув рукой колючие ветки, густой шубой закрывавшие прямоугольное отверстие из камня, он устремился в небольшую пещерку, совершенно невидимую со стороны входа.
– Ну, вот чо она тута оказалася? Ить кто-то жа изладил усе енто? – вопросы один за другим рождались в его голове и умирали, не находя ответа. – Да и пошто стена – то така ровная?
В конце концов, махнув рукой на все это, Терентий нагнулся к небольшому камню, который давно и долго расшатывал, очищая каждый раз его стенки от кладки сломанной ложкой, которую нашел на монастырской мусорке, и воткнул обрезок так далеко, как только смог. Камень вот-вот должен был выскочить из своего гнезда, но что-то еще его держало на месте.
Козлобородый, с силой надавив на сломанную ложку, обошел весь камень по периметру, урча от нетерпения и досады. Песок и известка тонкой струйкой сыпалась из щели, предвещая ему быструю победу над непокорным камнем. Ухватившись покрепче, монах дернул камень и услышал хруст. – О, как давно он ждал этих звуков!
Рывок, еще рывок… И глухо хрюкнув, камень, наконец, оторвался от материнского ложа! Даже быстрое падение и удар головой о стенку не омрачили поднявшегося настроения.
– Ух, ты! – возможно радость победы над камнем, а может чувство превосходства