– Да я-то чо, дядь Анфим… Я-то хоть шшаз! – виновато оправдывался высокий парень, крутя свои пальцы. Дарья, увидев отца, тут же метнулась к нему. – Да вот она… Я ить её спрашивал, пойдет, али нет! И чо-то тянет с ответом…
Тем временем Дарья удобно устроилась за плечами отца и во всю нагло разглядывала незнакомца, пока отец пытал Фрола.
– А ты, друг любезный, кто таков будешь? – неожиданно отец перехватил взгляд дочери и перестал интересоваться Фролом. Глаза старика внимательно осматривали лицо рыжего молодца с торчащими во все стороны волосами и такими же усами.
– Как енто хто? – теперь уже удивился Сысой. – Я-то в свой родной дом приехал… А вот вы хто таки будитя?
– Постой, постой! – невысокий добродушный старичок склонил свою голову на бок, о чем-то вспоминая и одновременно поглядывая то на Сысоя, то на Дарью. – Коды нас сюды пять лет назад определяли, мене што-то говорили про прежних хозяв. Будто тута ужо лет с десяток как никто не жил… А ишшо про прежних хозяв говаривали, будто померли оне шашнадцать годков назад. Будто был у них сынок, да сгинул куды-то… Ты не он случаем?
– Как померли? Не мохеть тохо быть! Оне живы были, коды…
И вдруг Сысой вспомнил тот последний свой день, мать в кровь избитую, отца с красно-свекольным лицом… И к горлу подкатил комок: голос тут же сорвался. Девушка, видимо почувствовав его состояние, невольно прикрыла уголком платка рот. А он все еще пытался оправдаться. – Как померли? Живы оне … были, живы!
Слезы невольно выступили у него из глаз. – Ну, как жа она могла? Мамка… Батька… Не верю! Не мохеть тово быть! Варнак, какой-то варнак, не иначе, постаралси!
– Дак ты, видать, и есть ихний сыночек? – не зная, как поступить в этом случае, очкастый добряк переминался с ноги на ногу. – Как ты сказывал тобе звать? Сысой, говоришь? Ну, дак, чо ж топерича… Заходь! Ить ентот-то дом-от тоды и взаправду твой!
Хоть старичок и махнул Фролу, чтобы тот уходил, но парень не торопился, вспомнив того самого рыжего Сысойку, с которым часто дрался еще, будучи мальчишкой. Вот и сейчас он не верил ему, помня все его подлости и вредительства.
– Как… – в горле Сысоя будто кто-то кочергой поорудовал: все першило, хрипело и сушило, не давая возможности говорить. – Как… енто… случилося?
Отец девушки засомневался, стоит ли здесь, на улице рассказывать Сысою все, что было ему известно от околоточного про отца и мать Сысоя, но пришелец сверкнул глазами так, что было ясно: он подозревает самого Анфима в содеянном зле.
– Околотошный говорил… – кое-как выдавил из себя первые слова на выдохе Анфим Захарыч. – Будто отец твой… плетью убил твою матушку! А самого – удар хватил…
– Врешь, собака! Не мохеть тово быть! – выкрикнул в отчаянии Сысой, видя, как старичок уступает ему дорогу для прохода в дом, и уже понимая, что ему не лгут: пьяный отец мог запросто запороть мать плетью, а сам тут же умереть…
Но, неожиданно, откуда-то изнутри вырвалась наружу волна злости