– Ну, и чо: рожу робеночка… Не я первая, и не последняя… Не лабута, чай, буду работать! Так и на ноги поставлю! – неожиданно произнесла вслух, уже не удивляясь этому. Река, радостно журча и обтекая ее камень своей водой, соглашалась с ее словами. Подумав об этом, Дарья улыбнулась в первый раз за весь день. – Вижу, вижу, подружка: и ты с моими словами согласна!
Сколько времени прошло, девушка не считала: успокоившись, она прикрыла глаза и задремала. Проснулась она от хруста ветки и от ощущения, что кто-то за ней наблюдает. Хоть Дарья и не была красавицей, но телом своим было пригожа, и об этом сама знала. Вспомнив, что лежит на камне только в одной нижней рубашке и ее такую кто-то может увидеть, встрепенулась, смутилась, и побежала к своему сарафану, который почти высох на сломанной березке.
– Как я… – невольная аналогия березки с её сломанной жизнью, на которой только что висел сарафан, больно ударила в сердце, заставив навернуться слезам. – Вот и меня… Сысой сломал и бросил! Ой, лихо, мне лихо…
Черная туча беды закрыла недавнее солнышко на душе, заставляя капать слезам на сарафан. Но момент слабости прошел безвозвратно, и душа больше не отозвалась на ее слова.
Взгляд сам собой остановился на погибшем красногвардейце.
– Солнушко ужо на закат, а ен усе как живой! Ишь, глазишшами своими так и смотрит в небушко… А ить не дело енто! – что-то теплое шевельнулось в душе и, сама не зная почему, начала подниматься наверх, чтобы закрыть глаза покойнику.
Каждый шаг давался с большим трудом: было скользко на мокрой глине, да и склон был крутоват. Но было сейчас внутри неё нечто большее. Будто кто-то сверху, бестелесный, но всемогущий решил проверить, сможет она выполнить то, о чем недавно вслух заявила или нет?. И Дарья упрямо ползла вверх, назло всем и себе самой, доказывая свое право на новую жизнь.
И добралась до трупа. Передохнув, перекрестилась сама, прочитала молитву как смогла, и только после этого дрожащими руками закрыла бойцу глаза. Села на пенек и стала осматривать все вокруг. Что же заставило ее повернуться в сторону корней ели, наклонившейся над обрывом, потом так и не смогла вспомнить.
Но только то, что ведомые каким-то непонятным путем, глаза ее среди корешков точно нашли нечто очень важное, Дарья ощутила всем своим существом. Вздрогнув, она похолодела и начала креститься, приняв нечто за Лешего. Ноги ее от страха отнялись, язык примерз к зубам, а сердце готово было выпрыгнуть из груди…
И если бы не эти самые глаза Лешего, скатилась бы она по круче вниз! Но глаза… Жалкие, тоскливые, с такой же болью… Они не были страшными! И тут до нее дошло. – Это же глаза человека!
Внимательно присмотревшись, она увидела рваную, грязную одежду и руки, вцепившиеся в корни. Это был человек! Дарья перекрестилась. – Господи, спаси и сохрани!
А потом перекрестила Лешего. – Сгинь, нечистая сила!
Но