Коль скоро Пушкин поставил под сомнение даже свой поэтический талант, не может того быть, чтобы остались незыблемыми кумиры былых его стихов: яд сомнений – вещество агрессивное. Собственно, Пушкин провозглашает сам: «Минувших дней погаснули мечтанья…» («Элегия» – «Опять я ваш, о юные друзья!»).
Если посмотреть на содержание новых духовных поисков на фоне творчества предыдущего периода, нужно отметить полное исчезновение стихов, условно говоря, гражданской тематики (типа «Воспоминаний в Царском Селе»): буря в сердце поглощает все творческие силы поэта, ему – сейчас – не до общественных проблем. Эту связь кризиса интимного и апатии общественной возьмем на заметку: пригодится для понимания изображения героя в «Евгении Онегине». Все остальные лирические мотивы дублируются вновь; но тоже существенно: меняется либо их удельный вес, либо содержательное наполнение.
Ранняя лирика развертывалась в пространстве «меж Вакха и Амура». Но обильный «вакхический» поток ослабевает: мотив представлен всего двумя стихотворениями («Истина», «Заздравный кубок»). Оба лишены колорита бездумного веселья и отчетливо включены в орбиту философских исканий.
Решительно по-новому предстает совсем недавно безоблачная активная тема дружества. Поворот намечает стихотворение «Разлука». Рисуя горестное прощание с любимой, поэт пытается сохранить твердость, опираясь на другие устои, дружество – в их числе.
«…Утешусь я – и дружбы тихий взгляд
Души моей холодный мрак осветит».
Но далее следует восклицание: «Как мало я любовь и сердце знал!» Выясняется: в сердечных терзаниях дружество не помощник.
Рассеянный сижу между друзьями,
Невнятен мне их шумный разговор,
Гляжу на них недвижными глазами,
Не узнает уж их мой хладный взор!
Это настроение подхватывала и развивала первоначальная редакция стихотворения «Друзьям»:
К чему, веселые друзья,
Мое тревожить вам молчанье?
Запев последнее преданье,
Уж муза смолкнула моя;
Напрасно лиру брал я в руки
Бряцать веселье на пирах
И на ослабленных струнах
Искал потерянные звуки…
В собрание стихотворений