Безликий. Мирон Варламов

мгновений он посидел в нерешительности, чувствуя усиливающееся волнение и громкое биение сердца. «Рано или поздно приходится сталкиваться лицом к лицу со своими страхами» – подумал он и начал разбинтовывать повязку. Как и предупреждал врач, бинты в некоторых местах склеились с обгоревшей поверхностью лица, и Максу приходилось резкими движениями отрывать повязку от загноившихся и пузырящихся ран. Он чувствовал сильнейшую боль и не мог остановить поток слез, хлынувших из его глаз, но продолжал со злостью разбинтовывать пропитанную кровью, лимфой и гноем ткань. Спустя минут пять процесс был закончен, и Макс, взяв в руки зеркало, ощутил сомнение. «Может, пока не поздно отказаться? Для чего мне нужна правда? Стоит ли она того, чтобы смириться и жить с ней дальше? Неужели и мне придется покориться судьбе?».

      Макс выдохнул и поднял небольшое овальное зеркало на уровень глаз. В отражении на него смотрел урод, изувеченный монстр, бесформенное существо с красно-черным и желто-белым оттенком плоти, с висящими кусками кожи, обгоревшими волосами, надутыми и наполненные белой жидкостью волдырями и стекающей лимфой; лицо теряло определенные контуры и очертания, и оно было похоже на нечто однородное, размытое, потерявшее какую бы то ни было индивидуальную красоту, но обретя индивидуальное безобразие.

      Макс уронил зеркало на белую простыню. То чем он дорожил, что любил и почитал в других людях и себе самом, сменилось ночным кошмаром.

      «С таким лицом я не смогу больше оставаться незамеченным для других людей. Я ненормален, я аморален с эстетической точки зрения. Что мне теперь делать? Что теперь для меня красота? Я видел красоту в людях и наслаждался красотой в себе, а что теперь мне осталось: урод в отражении и пожизненное затворничество? Разве много я просил от жизни, разве много требовал от судьбы? Я довольствовался малым и всегда был скромен. Неужели этого недостаточно, чтобы оставить для меня в жизни мое призвание и мою страсть. Ничего мне не нужно кроме ясности восприятия форм и возможности быть среди людей нормальным. Все изменилось, и что мне теперь делать? Как мне жить дальше…» – думал Макс и плакал. Соленые слезы стекали по его лицу и доставляли ему боль, но он не обращал на нее внимание. Макс чувствовал отвращение к своей ничтожной жизни, к своей внешности и ко всему миру. Ему хотелось забыться и ни о чем не думать, ему хотелось перестать существовать и избежать последующих месяцев, годов или даже десятилетий мучений, с которыми ему придется столкнуться в жизни. Его пугало будущее. Он не желал быть ни смиренным, ни покорным судьбе: все, что ему хотелось – провалиться в глубокую пучину забвения.

      В палату зашла Арина и застала Макса, неподвижно сидящего на кровати с опущенной головой. Она подошла к нему и обняла. Арина чувствовала пульсирующее, живое сердце и его судорожные вздохи; она чувствовала его боль и понимала его одиночество и обреченность.

      – Могу я вас попросить больше никогда не давать мне зеркало. – Сказал Макс и отвернулся