– Ты открываешь ему тайну? – недоуменно спросил Чакас.
– Да, – ответил Райзер. – Он не очень умный, но хороший.
– Откуда знаешь?
Райзер обнажил зубы и энергично затряс головой:
– Дедушка сажал пчел в большую корзину. Когда они громко жужжали, он останавливался и махал корзиной по сторонам. Когда они умолкали, он понимал, куда идти.
– Ты имеешь в виду, что тут есть инфракрасные ориентиры? – Я был удивлен.
– Как скажешь, – согласился Райзер, надув губы. – Пчелы знают. Если ты живой, то кидаешь камни, чтобы другие могли идти… Кидаешь изо всех сил.
Теперь, когда я знал, что искать, я увидел – пусть и через ослепитель, – что на ровной белой поверхности песка действительно есть выложенные камушками ломаные, меняющие направления линии.
Путь, которым Райзер вел нас, был очень извилист. Время от времени он останавливался и что-то щебетал. Наконец мы подошли к ближайшему сфинксу. Я остановился в его тени, потом протянул руку, чтобы прикоснуться к белой поверхности, испещренной боевыми осколками и звездной пылью. Никакой реакции. Неактивен.
Скалящееся лицо надо мной все еще производило сильное впечатление.
– Они мертвы, – сказал я.
В голосе скакуна послышалась некоторая почтительность:
– Они поют. Дедушка слышал.
Я отвел руку.
– Дедушка говорил, это военные трофеи. Важные для старого большого парня. Кто-то поставил их сюда охранять, наблюдать и ждать.
– Трофеи какой войны? – Чакас посмотрел на меня так, будто я должен был знать.
И я знал. Я был почти уверен. Возраст сфинксов приблизительно соответствовал войнам Предтеч и людей – около десяти тысяч лет назад. Но мне все еще не хотелось обсуждать это с проводниками.
Райзер спрыгнул с тропинки и осторожно прошел вокруг. Я двинулся следом, глядя на гладкие точки раздвоенного хвоста: зияющие тоннели, несомненно, вели к двигателям. Никаких видимых маркеров я не нашел. С другой стороны я увидел очертания убранных внутрь манипуляторов и сложенных щитков.
– Закрыты несколько тысяч лет назад, – сказал я. – Вряд ли они чего-то стоят.
– Для меня – ничего, – сказал Райзер, глядя с вытянутыми губами на более молодого и высокого человека.
– Может быть, для него, – мягко сказал Чакас, показывая на пустой неровный рельеф. – Или для нее.
– Для нее? – переспросил я. – Для него?
– Кто тебя выбрал? Кто направил?
– Ты имеешь в виду Библиотекаря? – удивился я.
– Она приходит к нам, когда мы рождаемся, – проговорил Чакас. Его лицо потемнело то ли от негодования, то ли от чего-то еще. – Она наблюдает за нами, когда мы растем; она знает наши хорошие и плохие поступки. Она радуется нашим победам и печалится, когда мы уходим. Мы все чувствуем ее присутствие.
– Все чувствуем, – подтвердил Райзер. – Мы ждали подходящего