– Моя голова на то и моя, дабы совать ее куда захочу! – раздраженно отрезал Гелвин. – Хоть я и люблю тебя, Эйстельд, но твое благородство иногда лишает тебя рассудка. Это с каких пор бальторы бросают друзей в час нужды, а? Уж не думаешь ли ты, что за прошедшее время я состарился и стал в драке обузой? Нет, Эйстельд, я пропущу твои нелепые предложения мимо ушей, и давай сделаем вид, что ничего такого ты и не предлагал вовсе. Изначальный, Коронованный или кто ещё, но одному соваться в эту крепость я тебе не позволю!
Следопыт улыбнулся и промолчал, однако внутри у него стало теплее. Старый охотник был надежным другом и умелым бойцом, о большем в этой ситуации просить и не стоило. Окружающие холмы начинали редеть, постепенно все больше припадая к земле. Редкие островки болотной травы чередовались с высокими стеблями камыша. Где-то рядом пробегал свежий ручей, возможно, даже приток к мутному и обширному озеру, раскинувшемуся у самого основания крепости. Эйстельд остановился, внимательно прислушиваясь. В спертом воздухе и монотонном бормотании дождя он уловил тихий шелест потока. Появление первых камышей заинтересовало и старого охотника:
– Похоже, что и впрямь родник недалеко. За глоток из чистого ручья в этих зловонных землях я сейчас не пожалел бы и пары золотых, – сказал бальтор. – Как думаешь, уж не тот ли это из притоков, что питает озеро у Великого Клыка?
– Как раз это мне в голову и пришло, – ответил Эйстельд. – Ручей должен вывести нас аккурат к окраинам крепости.
– Сказано – сделано! – Гелвин, поднявшись, оглядел близлежащий, покатый холм. – Давай свернем с тропы здесь. Мне все еще сводит желудок мысль о неугомонной нежити в окрестностях. Но поскольку брюхо все равно пустое, а к ручью идти нужно, стоит рискнуть. Срежем путь здесь. Нюх мне подсказывает – так к проточной воде и выйдем.
Взобравшись на невысокий, но довольно ослизлый холм, и еще раз внимательно осмотревшись кругом, друзья почти бегом двинулись на юго-восток. По приближающемуся шуму бегущей воды стало понятно, что направление они выбрали верное. Сверху холмы были лишены пышной растительности, если не брать в расчет редкие островки неопрятной травы. На бегу, продолжая изучать местность, Эйстельд подметил, что сырая глина, преобладающая вокруг, иногда чередовалась со странного вида наслоениями белесой породы,