У них был патефон. Мне разрешали заводить и слушать его, когда я бывал в гостях. Среди пластинок помню: «Синий платочек», «Так будьте здоровы, живите богато», «В каждой строчке только точки», «Девушки плачут, девушкам сегодня грустно»…
Отец подарил молодой жене тёмно-синее шёлковое платье, которое хорошо сидело на Вале и нравилось ей. Она надевала это платье во всех торжественных случаях.
Перед самой весной 41 г. отца послали в г. Москву на курсы усовершенствования политработников, и ходить стало не к кому. Валя в это время ждала ребёнка.
В день похорон дедова квартира показалась Антону какой-то чужой, незнакомой – входная дверь нараспашку, чёрная ткань на зеркале, прислонённый к шкафу деревянный крест. «Проходи, не разувайся» («не разбувайся» – если дословно). И люди, суета. Охающие-ахающие женщины, что-то ищущие, собирающие, куда-то звонящие. И мужики – тоже чем-то занятые, ходящие из комнаты в комнату. Большинство «скорбящих» Антон видел впервые. Он даже удивился, откуда столько народу? Тем более – незнакомого.
Гроб стоял в большой комнате. Дед был в сером костюме, белой рубашке, при галстуке, на ногах – die with your boots on – тонюсенькие, хлипкие, явно не для носки тапочки.
«Тихо жил и тихо умер», – шёпотом сказал кто-то.
…а на сорок дней выпал первый снег. В городе дороги и тротуары очень быстро разъездили-растоптали – противная мокрая кашица, – но на кладбище снег остался нетронутым. Он лежал повсюду – на дорожках (линия первая, линия вторая…), на крестах и памятниках, на ветках и заборчиках. Людей вокруг не было, да и сами Полудницины пришли «узким семейным кругом»: Антон, родители, какой-то дальний родственник с женой (Антон так и не запомнил, как правильно их величать – тётя-дядя?) и двое с дедовой работы, давно уж пенсионеры.
Выпили водки. Молча, не чокаясь.
«Жди нас, – сказал один из коллег, – но не сильно».
Настроение почему-то было светлым, даже радостным. Светлым (но не слепить), радостным (но не смеяться). Дедова душа ушла – куда-то дальше или подыскала новое тело, новое рождение, сияя, светя пришедшим к могиле. Душа, сбежавшая от разума, что держал её в клетке доказательств и желаний, – душа, другое имя которой счастье.
Вот так дед Антона, неверующий и некрещёный, не уступивший богу даже угла во вселенной (фиг с ней, с пропиской), помог увидеть богову улыбку.
По белому снегу скользили синие тени ворон. Пальцы мёрзли (даже если спрятать руки в карманы), то же – нос и уши. Но всё же было тепло – как-то иначе, по-другому.
«По-настоящему», – подумал Антон.
Едва перевалило за двенадцать – часы над входом показывали то ли три, то ли четыре минуты, – в кафе вошла Аня.
Глава 6
При нынешнем соотношении доллара и гривны – неплохо, совсем неплохо.