– Если он не погиб, – Хана разозлилась на себя, – но что случится, то и случится, незачем загадывать. Надо все сказать Виллему, но не сейчас, а когда он прилетит из СССР и если прилетит, – велев себе не думать о таком, Хана свернулась клубочком в кресле:
– Все будет хорошо, – она, как в детстве, положила книгу себе под щеку, – все обязательно будет хорошо, – Хана не заметила, как задремала под уютный треск поленьев в камине.
Сшитый на Сэвиль-Роу твидовый пиджак Волка висел на спинке расшатанного венского стула. Потолок главного зала кафе «Барнштерн» ощетинился стальными светильниками. Стены из беленых стали ядовито-пурпурными, патроны восседали на низких креслах, обтянутых серебристой парчой, но внизу, как сказала пани Аудра, царили шестидесятые годы:
– И даже почти сороковые, – весело сказал Волк, завидев знакомый бильярд, – эта декада мне по душе, несмотря на войну, – стены увешали афишами старых голливудских фильмов и плакатами театральных постановок. В углу возвышались дубовые полки с собранием растрепанных книг на десятке языков и стопками древних журналов. Оказавшись в подвале, Марта тихо сказала Волку:
– Опять мы играем в бильярд, как десять лет назад. Вернее, ты играл, я тогда в городе не появлялась, – женщина помолчала, – и Максим сюда заходил, когда…, – Марта оборвала себя. Она была уверена, что среди коллег Андреаса Кампе, перешедшего в шведскую разведку, СЭПА, сидит крот русских:
– Никаких доказательств у меня нет, – объяснила Марта мужу, – это предчувствие, как было с Хаимом, – благополучно добравшись до Парагвая, Ягненок перешел в ведение Августина:
– Который спит и видит, как бы его отозвали домой, – невесело подумала Марта, – но сначала Ягненок должен обосноваться в Адлерхофе, – она не питала больших надежд на сближение старшего сына и Адольфа фон Ритберга:
– Ты не узнаешь, где обретается Максимилиан, – сказала она Генриху, услышав о случившемся в Берлине, – и вряд ли с ним встретишься, пусть и не в Европе. Он может тебе позвонить, чтобы навешать на уши очередную лапшу, – зло добавила она, – Макс словно ядовитая змея, он не упустит случая склонить тебя на сторону новоявленных нацистов, – на Набережной опасения Марты считали беспочвенными:
– Западная Германия – демократическое государство, – заявляли ее коллеги, – если канцлер Брандт не видит опасности в существовании нацистской партии, то ему и карты в руки. Он социал-демократ, он сражался в Испании и провел войну в эмиграции. Он знает врага в лицо, и он не позволит нацистам возродиться, – Марта покачала головой:
– При всем уважении к канцлеру, врага в лицо он не знает. Я помню врага очень хорошо, потому что на войне я сидела не в эмиграции, а на парадных обедах у Геринга и Геббельса…
Из-за бархатной занавеси, отделяющей альков с бильярдом, доносились звуки танго. Два раза в месяц в «Барнштерн» устраивали милонги. Мелодия