И все из-за осторожности, моей осторожности. Не мог же я дать указание "чужим" Ягоде да Ежову (не говоря уже о Менжинском-Дзержинском) убрать от власти всю эту сволочь, что думала не о стране, а о мировой революции? Всех, кто видел в России лишь плацдарм для победы коммунизма во всем мире? Нет, не мог я дать такое указание, более того, я и от идеи мировой революции не мог публично отказаться. Да и зачем – ведь как удобно объяснять свою политику (внешнюю, в первую очередь) не державными интересами, а идеями Маркса?
А раз нет точных указаний, то не может быть и точности в их исполнении. Сколько лишних полегло – не сосчитаешь. Добро бы только лишних – нужных. Сейчас особенно нужных. И своих, и чужих.
Тем более, что и чужой мог стать своим. То, что не удалось Бубнову, Ягоде, Ежову, вполне получилось, например, у Вышинского. Меньшевик (до двадцатого года меньшевик!), сподвижник Ежова и Ягоды, но – умный. Понимал с полуслова, и делал все от и до. Без фанатизма, спокойно и качественно. Потому и жив, и при должности. Другой должности, но не менее заметной108.
Но почистил ты страну с их общей помощью знатно. Заметно почистил. Так, что и за океаном заметили. А некоторые даже поняли причины.»
Союзники Сталина. Джозеф Дэвис
Сталин взял со стола листок с переводом статьи из американской газеты, свежей статьи из "Санди Экспресс" с гарвардским выступлением своего старого знакомого, бывшего посла в СССР Джозефа Дэвиса, и прочитал вслух:
"Совершенно ясно, что все эти процессы, чистки и ликвидации, которые в свое время казались такими суровыми и так шокировали весь мир, были частью решительного и энергичного усилия сталинского правительства предохранить себя не только от переворота изнутри, но и от нападения извне… Чистка навела порядок в стране и освободила ее от измены".
«Спросили его, что он может сказать о наличии в СССР нацисткой пятой колонны. Тут то он и ответил: "Её больше не существует – все расстреляны". И далее по тексту…
А в самой речи (до вопросов еще) внятно произнес: "мир будет удивлен размерами сопротивления, которое окажет Россия". Редкий оптимист, и все без экивоков, четко и внятно.»
Сталину было приятно вспоминать Дэвиса: и было что вспомнить, и не было от чего огорчаться. Именно то, что ему сейчас было нужно – отвлечься, успокоиться.
Первый посол США в России109 ему мало запомнился:
«Обычный западный дипломат – улыбки на официальных приемах и гадости в донесениях.... "Зловещие стороны сталинского режима" и т.п. Хотя при его назначении Рузвельт явно хотел сделать мне приятное – ведь этот Буллит был мужем вдовы Джона Рида110, нашего друга. Правда, бывшим мужем, который вряд ли продолжал любить бывшую женушку (а уж ее первого мужа он и до развода вряд ли обожал). Польза от этого посла, конечно, какая-то была, при нем в тридцать пятом первое торговое соглашение между нашими странами заключили.... Но когда