Причём, что интересно, я слышал разговоры врачей, но никаких судорог жизни подать не мог. Даже шмыгнуть носом у меня никак не получалось. Только трагически врач стал выходить из операционной, думая что это конец, как у меня почему-то дёрнулся мизинец на правой ноге. Какая-то секундная конвульсия прошла через мой палец. Бывает же такое у людей, что какой-то придаток сам порой непроизвольно кряхтит. Доктор Питерс тут же вскочил ко мне и начал свою типичную врачебную терапию. Дальше, не осознавая бренность бытия, я спал сном невинного младенца. Снова плыли те же медузы и росли кокосы на пальмовых деревьях, но уже дотронуться до них я никак не мог, как бы сильно мне этого не хотелось сделать.
Проснувшись, я оказался, к удивлению многих, жив. Зачем-то жив, хотя лучше бы умер, честно. В ту секунду смерть была мне к лицу. Как это произошло? Почему бог дал мне эту возможность? Но чему быть, того никак не миновать. Поковырялись в моём организме знатно, подобно как Ясон с аргонавтами искали золотое руно на острове сокровищ. Я стал человеком шиворот-навыворот, если ещё после этого меня можно причислить к типу людей. Обычно люди передвигаются и восторгаются каждой минутой на этой земле, а я не мог делать ни того ни другого. Я стал жалкой копией простого человека.
А ещё меня угнетали белые пастельные тона нашего госпиталя. Эти молочные цвета будто готовили людей к гибели. Пациентов, наоборот, всячески нужно подбадривать яркими цветами радуги, готовя их выздоровлению. Например, потолок я перекрасил бы в ярко-зелёный цвет. Стены в красно-синий багрянец, разукрасив параллельно их в какие-нибудь мультяшные персонажи. И вместо люстры повесил бы диско-шар. Да и вообще, на законодательном уровне запретил бы эти стерильные смертельно упоительные окраски.
Каждые три часа выносили утку, и она была вовсе не запечённой и аппетитной, как на праздники. Это жалкое зрелище. Мне стыдно было за себя, что я на такое способен. Причём в больнице из меня насильно выжимали все шлаки. Приходила тётушка Дёрти и зачем-то кричала. Думается, ей так положено делать по зову своей работы. В больнице я стал намного скрупулёзнее и ответственнее относиться ко времени. Мне ещё ни разу не было так обидно за пустоту своей жизни. Не происходило ничего. Я лежал и через трубочку выпускал из себя биологические отходы.
Мне хотелось встать на ноги и тут же ринуться играть в дворовый футбол – забить уйму голов какому-нибудь толстому парнишке на воротах и просто весело провести время. Желание было колоссальное порвать всех и вся на свете, но без ног это сделать довольно-таки трудно. Ах да, забыл сказать, что я стал инвалидом. Сидячим инвалидом. Именно поэтому мне и не хотелось жить дальше, ибо это уже была не жизнь, а сплошная каторга.
Раны стремительно