В Золотоморске было тихо и пустынно. Накануне город оцепили, ничего толком не объясняя, жители на улицах обменивались слухами, один страшнее другого, и настроение у них было не самое весёлое.
Лиса, однако, об этом не знала. Она спала, и весь мир для неё перестал существовать. И, пожалуй, проспала бы ещё столько же, если бы не Голос.
– Просыпайся, девочка моя… – услышала она, и глаза сами распахнулись.
Лиса села, удивлённо оглядываясь вокруг.
В комнате было темно и привычно пахло лавандой. Сквозь тонкие занавески просвечивала луна, а через открытую форточку долетал шум близкого моря.
Фенек сидел на соседней кровати, так же непонимающе озираясь вокруг.
– Ты слышала? – спросил он.
– Что именно? – уточнила Лиса.
– Голос, – Фенек откинул одеяло и спрыгнул на пол. – Вот! Опять. Слышишь?
Лиса прислушалась.
Где-то на периферии чувств, едва уловимо, звучала песня. Всё та же, знакомая, вечная, и – только их…
– Что это?
Фенек улыбнулся, прикрыв глаза и едва заметно качая головой в такт.
– Ты не узнаёшь? – спросил он.
Голос напевал колыбельную. Тихо, нежно, ласково…
– Узнаю, – кивнула Лиса. – Но… Что это?
– Пойдём, проверим, – Фенек схватил сестру за руку.
– Погоди, – запротестовала та. – Нам опасно выходить из дома. И на улице прохладно. А мы в одних пижамах. И потом… Вдруг, это ловушка?
Фенек осуждающе покачал головой.
– Ну откуда им знать нашу песню? Нет, не ловушка. Это оно…
– Какое ещё «оно»? – переспросила Лиса, непонимающе глядя на брата.
– Море. Ну же, пойдём, ты всё сама увидишь, – он вновь потянул сестру вперёд.
Недоверчиво хмыкнув, она всё же пошла следом за братом.
На дворе стояла глубокая ночь.
Детский дом спал, и лишь случайные сквозняки иной раз нарушали тишину в здании.
Фенек и Лиса проскользнули вниз, как две бесплотные тени. Лиса знала тут каждую скрипучую половицу, каждый поворот, и потому Фенек пустил её вперёд, следуя за сестрой. Та привычной дорогой прокралась к старой оконной раме, осторожно, чтобы не допустить ни малейшего скрипа, открыла её и первой выпрыгнула наружу.
Фенек послушно повторил манёвр, тихо прикрывая окно за собой. На улице было удивительно тепло и тихо, и никак не верилось, что на дворе – начало февраля…
По тропинке, которая вела через дырку в заборе к самому берегу моря, они вышли на прибрежную полосу и замерли, поражённые величием картины. Даже у них, выросших здесь и видевших Золотое море и в штормы, и в штили, и когда его воды окрашивают величественные рассветы и грандиозные закаты, у них, впитавших кожей это море, захватило дух от его нынешнего величия.
Море переливалось, как жидкое серебро, плавно перекатывая