Информация Кёстринга о техническом оснащении польской армии, если и расходилась с данными Разведуправления, то несущественно. Близким по духу оказалось и «заключение» атташе о «боевой мощи» этой техники.
– Могу я узнать, располагаете ли вы сведениями о резервах Польши?
Ворошилов понимал, что любопытство его выходит «несколько» за рамки допустимого протоколом – но «раз пошла такая пьянка…». Только Кёстринг и не думал прятаться за ширмой дипломатии.
– Конечно, можете, уважаемый маршал. Не думаю, что наши цифры будут сильно расходиться с польскими…. и вашими – относительно польских.
В этот момент Типпельскирх оторвался от чашки с кофе – чтобы хохотнуть. Хорошее настроение понемногу возвращалось к полковнику.
– Итак, господин министр, по нашим сведениям, резервов боевой техники у поляков нет. То есть, они выставили всё, что имеют. Правда, кое-что они держат на востоке – несколько десятков аппаратов, не больше. Перебрасывать их на запад они не станут. Как это по-русски: «овчинка не стоит выделки». Потому что… «рубль перевоз».
Ворошилов рассмеялся: свободно говоривший по-русски – как-никак, уроженец Тульской губернии – Кёстринг сыпал русскими поговорками не хуже Сталина – большого любителя и знатока этого дела.
– Как Вам известно, господин маршал, у Польши нет мощностей для самостоятельного производства техники. Нет и мозгов для того, чтобы её производить.
Узкое сухое лицо Кёстринга прибавило в желчи.
– Что же – до людских резервов, то в запасе у них состоит около трёх миллионов человек. Но только половина из них прошла обучение после двадцатого года. Словом: классическое пушечное мясо. Мобилизовать их всех – не на бумаге, разумеется – Польша не успевает. Да, если бы ей и дали время, она всё равно провалила бы мобилизацию. Ну, вот – такая страна. Хотя, имея таких бездарных руководителей, как Бек, трудно рассчитывать на иной результат.
Для дипломата Кёстринг был сейчас недопустимо прямолинеен – но он знал, каким «уважением» пользуется в советском