Если он и был одним из свитбоев, о которых ходили на островах легенды, то Тави совершенно не понимала мистрис, сходящих по ним с ума. Он, видимо, потратил все силы в первый день, когда только очнулся, и после этого сказал не больше пары слов. И те скорее напоминали междометья. Какое-то мычание и пришепётывание.
Тави с подозрением следила за его поведением, всё ещё помня о том, какой удар Кай получил недавно. Она пыталась выяснить: насколько он остался адекватным, но Тави не была знакома с этим человеком раньше, поэтому никак не могла вычислить произошедших изменений. Вот, едва очнувшись, он попросил зеркало. Это как, нормально? С одной стороны, ей казалось это странным, а с другой, в общем-то ничего такого, запредельного. Сама Тави очень редко смотрелась в зеркало. К чему это ей? Но если ей не к чему, это же не значит, то другим тоже не нужно? Тави даже нравились мистрис, непохожие на неё.
Кай, вопреки своему обыкновению, не спал. Он снял повязку и без привычного тюрбана выглядел совершенно беззащитным: неумело выбритая Айсеком, неправильной формы голова с нежно-розовым пятном заживающей кожи на затылке торчала из бескровной, исхудавшей шеи. На жёлтом от сходящих синяков лице прорезались бледные, редкие волосы, которых – Тави помнила – несколько дней назад ещё не было. Два синих глаза в упор смотрели на неё. Если бы не этот взрослый, чуть насмешливый взгляд, он бы сейчас показался Тави совершенный ребёнком.
– Ты чего? – спросила она, опешив.
– Ты, кажется, Тави? – не очень вежливо ответил он вопросом на вопрос. Она кивнула. Вполне возможно, что Кай не помнит, как они знакомились:
– Зачем ты снял повязку?
– Надоело, – Кай осторожно дотронулся до головы. Рядом с раной, но не прикасаясь к ней.
«Всё-таки адекватный», – решила Тави.
– Я хорошо себя чувствую, – сказал Кай. – Отдохнул тут и вообще. Это место… Мне приснилось или ты сказала, что это остров Сауза?
– Тебе не приснилось, – подтвердила Тави. – Я так сказала. Уже давно. Ты спал несколько дней.
– А… – Кай как-то неожиданно смутился, румянец выступил сквозь болезненную желтизну его лица и даже залил бледную шею. – Как я тогда… Ну, в туалет и прочее…
– Не беспокойся, о тебе заботился мой супарт Айсик. Очень нехотя, но хорошо. Он всё так делает– долго собирается, ворчит, а потом делает хорошо. Если не опоздает.
Тави вспомнила прогрызенные мокроносиками свитера, носки и плащи.
– А потом ты и сам начал вставать. Не помнишь?
– Я в каком-то полусне всё время. Мне до сих пор происходящее кажется нереальным. И ты – что-то нереальное. Иллюзия.
– Наверное, это от обезболивающего, которым пропитаны бинты, – предположила Тави. – Или у тебя всё-таки есть повреждения мозга. Кстати, помнишь, что просил никому не сообщать, где ты и что случилось?
Он осторожно, словно проверяя на прочность, покачал головой:
– Не помню. Но я в любом случае должен