– От чего же страшно? – заговорщицки прошептал Эдуард, глядя в мутноватые глаза доктора.
Тот склонился к Эдуарду ближе, их лбы почти столкнулись друг с другом.
– Здесь все по-настоящему, все по настоящему – зловеще прошептал доктор.
– Вот мой сосед Владик Абрамович всю свою квартиру вынес на базар. Остались только голые стены с потолками, а в углу устроил что-то вроде божницы, правда, со своими иудейскими богами. Он молиться им, чтобы они его забрали в земли обетованные – продолжил доктор.
Владик Абрамович заснул, клюнув длинным носом к низу, оставаясь в сидячей позе.
– Для чего это он. Здесь жидов, вроде пруд пруди – удивленно спросил Эдуард с неприязнью разглядывая свои поношенные брюки.
– А вот жиды, здесь, как раз ненастоящие.
Голос доктора звучал все более зловеще. Эдуард Арсеньевич собрался уходить, разговор ему перестал нравиться, да и все, что он хотел сообщить уже сообщил профессору.
– Ладно, пойду – сказал Эдуард.
– Ты Эдуард куда? Посиди, еще малость – не согласился доктор.
– Пойду, устал что-то – продолжил свое Эдуард Арсеньевич.
– Сидите, пожалуйста – промычал очнувшийся Владик Абрамович.
– Вчера в это же время по дому чекист ходил. Из себя вроде на хохла похож, с пышными усами, лысый и в кожанке. Взгляд у него говорят больно страшный.
Иннокентий Иванович с нескрываемым любопытством смотрел на Владика. Тот прокашлялся в ладошку, после чего продолжил, перейдя на шепот.
– Это он к Виолетте Пимовне приходил. Взял бабушку божьего одуванчика за шиворот поднял на метр от пола, та ногами сучит, визжит, как молодая хрюшка. А он говорит.
– ‘’Где золото с бриллиантами, старая эксплуататорша‘’?
Но она не растерялась, напрудила находясь в невесомости ему прямо на начищенные до блеска сапоги. Он разозлился хвать ее подмышку, как сверток и пошел, гремя обоссаными сапогами. Вот страху, то было. Алексей Нилович сказал: он снова придет, когда стемнеет, так и будет ходить пока весь дом, не сделает пролетарски чистым. Еще Алексей Нилович сказал: теперь они по всей России по одному чекисту, на каждый дом поставили для этого самого очищения.
Только Владик Абрамович закончил свое повествование, как в коридоре гулким эхом раздались тяжелые шаги. Иннокентий Иванович, громко икнув несколько раз перекрестился. Владик Абрамович превратился в каменное изваяние, а Эдуард Арсеньевич ощущая приступ гусиной кожи, слушал, как громоздкие шаги отмеряли пространство коридора, то туда, то обратно. Хотелось спрятаться, и Эдуард присмотрел себе место между шкафом и стеной. Иннокентий Иванович пьяным голосом, начал произносить какую-то неизвестную Эдуарду молитву.
– Тише Иннокентий Иванович, вы нас погубите – взмолился Владик, его лоб покрывала влажная испарина.
Шаги