Дебелая медсестра, в ответ на мои регулярные просьбы позвонить домой (в обычные дни звонить по телефону, встречаться с родственниками и выходить на улицу не разрешалось) выдавала мне таблетку фенозепама со словами «вот, выпей таблеточку». Общение с врачом сводилось к ежедневному обходу.
Врач, пожилая женщина с умными глазами, подходила, доброжелательно осматривала меня и задавала всегда один и тот же вопрос: «Ну, как сегодня дела?», на что я неизменно отвечал «Ничего». «Ну, попей еще немного таблеточки!» и переключалась на следующего пациента.
Через неделю таких осмотров врач пришла к выводу, что мне нет смысла лежать в больнице, и я могу лечиться амбулаторно. Меня отпустили домой. «Ты, главное, таблеточки пить не прекращай», – напутствовала меня сердобольная медсестра.
Из-за своих страхов я не мог нормально учиться. Кое-как закончив школу (справка из психдиспансера помогла на выпускных экзаменах), в институт поступать уже не стал. И работать не пошел. А стал просто сидеть дома.
Целыми днями гулял один по городу или по лесу с собакой (у нас был настоящий тигровый дог, а город мой маленький и лес рядом) или сидел дома, читал… или даже не читал, слушал музыку, просто сидел… Родители не знали что делать и были в отчаянии.
***
В тот год я познакомился в интернете с девушкой. С москвичкой по имени Надя. Не могу указать фамилию из соображений тактичности. Скажу только, что у нее была красивая, аристократичная, московская такая фамилия. Примерно как Онегина или Ганина.
Наше знакомство началось с того, что я угадал ее внешность. Тогда интернет еще только появлялся и казалось нормальным месяцами переписываться, не обменявшись фото. По крайней мере, мне казалось нормальным… То есть, начали мы ни с обмена фотками, а со словесного описания своей внешности. И я угадал с точностью почти до сантиметра Надин рост, вес, цвет глаз и цвет волос…
Тогда показалось, что это знак. Как будто я уже знал ее прежде, где-то в другой жизни. Мы начали, как она это назвала, «играть в любовь». Писали другу другу, как бы понарошку, любовные письма. Но при этом, как бы, и не совсем понарошку… По крайней мере, с моей стороны. Впрочем, и Надины письма, лучшие из них, дышали искренностью. Навсегда запомнились слова из одного ее письма: «Я люблю тебя и, если я не могу быть с тобой рядом, дышать с тобой одним воздухом…», дальше не помню, но согласитесь, звучит искренне.
Мне было 18, ей – 22. Я – невротический инфантильный полуребенок, она – в самом цвету. По фотографиям, которыми мы, наконец, обменялись, Надя оказалась красивой. Серо-зеленые, в меру большие глаза, в меру темные русые волосы, в меру светлая кожа. В