Скрываясь за простецкой крестьянской внешностью, Юлия была единственным человеком на жизненном пути Энди, кто не уступал бы ему в сложности, манипулятивности и властности. Выдающаяся странная парочка – Юлия и Энди – могла бы превратиться как в отличную команду, так и в заложников нужд и капризов друг друга. Одной из главных черт характера Энди было его умение разделять свою жизнь с любым, с кем он проводил время. Существовала определенная открытость по отношению к остальным, которая позволяла им чувствовать, будто они действуют с ним заодно и в каком-то смысле становятся с ним одним целым, из-за чего многие сотрудничавшие с ним и будут говорить: «Я и есть Энди Уорхол». К концу десятилетия их личности так переплетутся, что Юлия заявит в горькой тираде, что она и есть Энди Уорхол.
Между тем на момент приезда Юлии в этом факте было больше позитива, чем негатива. Она по большей части была отличной собеседницей и отвечала за то, чтобы Энди смеялся. Раз Юлия заботилась о нем и вела хозяйство, Энди был волен полностью концентрироваться на своей работе, будучи мотивированным зарабатывать еще быстрее, чтобы съехать в место получше. Более того, деловитый в плане становления своей легенды, Энди рекламировал ее наличие в той же степени, что и прятал ее ото всех. Узнай искушенная модная тусовка, что этот странный, манерный талантливый мальчик живет со своей мамой, только удивилась и заинтересовалась бы пуще прежнего.
В марте 1952 года Энди достиг еще одной старой цели, опубликовав работу в Park East (журнале о богатых и знаменитых, которые жили в Верхнем Ист-Сайде) и хоть отдаленно сроднившись со звездами вроде Риты Хейворт, Капоте и Гретой Гарбо, чьи фотографии были в том номере. Также той весной Энди сделал свои первые шаги к признанию в качестве художника, представив свои иллюстрации к текстам Трумена Капоте в галерее Hugo, принадлежащей Иоласу, чей международный авторитет одного из крупнейших дилеров сюрреализма оправдывал его ставшую кличкой фамилию. Дэвид Манн, помощник Иол аса и один из списка знакомцев Клаубера, вспоминал, что первоначальная реакция Иол аса была нехарактерно восторженной:
Зашел Энди. Он выглядел бедным мальчуганом, с прыщавым лицом и в простой одежде. Это был конец сезона, почти июнь, и обычно мы закрывались, но Иолас сказал мне: «Посмотри на его работы!». Мы оба думали, что они замечательны, и он говорит: «Ну, все равно больше ничего нет, почему б еще одну выставку в июне не устроить?».
Подобная сочувствующая помощь в гомосексуальном арт-сообществе играла важную роль до конца карьеры Энди. К сожалению, сам Иолас был в Европе, в числе практически всех имеющих вес на арт-сцене, когда первая выставка Энди Уорхола открылась в полдень