Ранней весной 1952 года Юлия приехала в Нью-Йорк с Джоном в его фургоне мороженщика. «На подошве у Энди была дырка с доллар, – вспоминал Джон. – Так что я оставил ему свою лучшую пару. Думаю, мама, как увидела это, сразу решила переехать туда, чтобы ухаживать за ним».
Дом на Доусон-стрит был выставлен на продажу и продан несколько месяцев спустя за шесть тысяч восемьсот долларов. Юлия положила деньги в банк и так и хранила их на черный день до самой смерти. Джон забрал все, напоминавшее об отце, а учебники и студенческие работы Энди отвезли Полу. «Я спросил, что мне со всем этим делать, – вспоминал Пол. Энди сказал мне: „Да просто выкинь. Выбрось на помойку“». После некоторого раздумья Пол решил не выкидывать десяток картин, выполненных на картоне. «Сложил на антресоли и так никуда их не приспособил. Мы по ним ходили». Позже его дети станут использовать их как мишени для дротиков.
С одной стороны, Пол, как и его отец, верил, что Энди станет однажды знаменитым, а его картины будут стоить кучу денег. С другой стороны, он обращался с ними с тем пренебрежением, которое демонстрировал к творчеству Энди на протяжении всей его жизни. К примеру, ни разу не посетил его выставки, даже если Энди просил.
В начале лета Пол отвез мать обратно в Нью-Йорк. Он не был в восторге от идеи оставить Юлию в «чудовищных условиях» Энди, но понимал, что они с мамой нуждались друг в друге. «Она считала, зачем сидеть дома одной, когда можно поехать и быть полезной Энди? А он к матери был привязан. Ему было хорошо, что она рядом, и она там была счастлива».
Первые месяцы на Восточной 75-й улице дались тяжело. Доход Энди все еще был нерегулярным, и он почти не вкладывался в свое место обитания. Как и его отец, Энди был склонен копить деньги и не планировал разбазаривать их на то, что большинство считает предметами первой необходимости. В свой последний визит Джон за компанию сходил с Энди в типографию, чтобы забрать что-то из его рекламных материалов, и был поражен чертой, которую Энди наверняка унаследовал у своего отца.
Говорит типографу: «Я тебе не это сказал сделать». Тот ему:
«Ну, я думал, вы так хотели», а Энди отвечает: «Что ж, нет, ты меня не слушал». Манера Энди противостоять ему тут же напомнила мне отца. Я бы просто заплатил. А когда мы вышли, я спросил у Энди: «Так что, ты ему не заплатишь?» – «Нет, – говорит, – он сделал не так, как я хотел». А парень тогда сказал: «Черт, я же на этом деньги потеряю». Энди отвечает: «Ну, зато в следующий раз будешь слушать. Ты не сделал того, что я заказал. Теперь мне придется ждать и все переделывать». Отец был таким. Энди, хоть сложен был иначе, чем папа, был крут.
Энди и Юлия пользовались одной спальней, ночуя на матрасах на полу, а кухонный стол Энди использовал как мастерскую. Ванна обычно была забита бумагой, которую он окрашивал, отсюда и догадки друзей о том, что сам он ее редко использовал. Он купил себе черно-белый телевизор, чтобы составлял ему компанию в тот короткий период,