Фанфаронов был бледным, а теперь стал прозрачнее ситца. Взял всю силу воли в кулак, начал выдавливать из себя слова, при этом густо покраснел, и казалось, что сейчас его хватит инсульт, так он был напряжен.
– Да, Нина Григорьевна, – разлепил он губы. – Я буду вести себя как надо…
Она пристально на него посмотрела, как будто говоря, что она ему не верит ни на йоту, и этого недостаточно, что он произнес.
Женя еще больше напрягся, но второй раз у него вышло более правдоподобно.
– Я все осознал и понял. – Потом повернулся к Рите. – Извини, Рита, больше такого не повторится. Я не хотел, чтобы все так произошло. Мы с твоей мамой все обсудили, и поняли друг друга. С этого дня все изменится.
Рита смотрела на него, поджав губы, из ее души выплескивались два начала, ехидство и что-то глубокое, может быть, жалость, может быть, сердобольность, или зачатки любви, а возможно, ни первое, ни второе, ни третье, а так тупоумное ситуативное превосходство, которая не радует, а всего лишь опустошает и укрепляет собственную правоту.
Рита ничего не сказала, только кивнула.
– А теперь разрешите вас покинуть на несколько минут.
Фанфаронов со всеми попрощался, поцеловал Митю и пошел прочь, оплеванный и униженный. Серега тоже неловко заторопился прощаться, и сам выбежал первый, не ожидая ответных прощаний и пожеланий.
Мне вдруг стало интересно, и я решил, тоже выйти, и сказал Свете, что скоро вернусь.
– Эй, парни, подождите меня! – крикнул я им.
Серега остановился, чтобы подождать меня, а Женя не обернулся и шел быстрым шагом вперед, игнорируя всех от обиды и злости. Он убегал от своего позора, от наворачивающихся ненавистных слез, которые так и не проступили, ему хотелось провалиться сквозь землю.
Фанфаронов по пути сорвал с себя бахилы и выкинул их прямо в коридоре. Бросил номерок гардеробщицы в руки, которая хотела его облаять, но увидев темно-лихорадочный взгляд, и звериный сардонический оскал, ретировалась, и пальто он получил так же, ему его швырнули. Зато гардеробщица оторвалась на нас с Серегой, облаяла и заявила, что таких бездарей и косоруких еще не видела. Серега начал с ней пререкаться, но я ее ласковых слов даже не заметил, уж слишком лихо захватило состояние, слишком он мне был интересен, я такого его никогда не видел. Быстро накинув на себя куртку, и догнал Фанфаронова около грязной лужайки, с древней скамейкой и широким тополем.
Схватил его за плечо.
– Хватит бежать. Куда ты бежишь?
– Отвали от меня, Артем. Отстань! – вырвался он в ярости.
Тут подбежал Серега.
– Артем прав, – подержал он меня, с таким видом, как будто все несчастья произошли не с Женей, а с ним. – Бабы все дуры, не стоют они нашего волнения…
Женя посмотрел на него исподлобья. Слова Сереги прозвучали слишком уж по-женски, и звучали глупо-забавно, но Женя, наверное, воспринял, как издевку.