Позднее, когда центром их интересов на какое-то время стала танцплощадка, обе вроде бы несколько остепенились, но тем не менее даже после замужества по-прежнему периодически вовлекали одна другую в разного рода затеи, некоторые из которых потом приходилось довольно долго расхлёбывать, что, впрочем, охлаждало неуёмный темперамент подруг совсем ненадолго.
– Вот послушай!
Надя взяла в руки книгу, поднесла прямо к глазам. Она была близорука, читала в очках.
– «Блоку верьте, это настоящий – волею Божией – поэт и человек бесстрашной искренности». Это Горький пишет в письме, между прочим. А теперь смотри, что сам Блок пишет…
Она положила книгу, потянулась за другой.
– Да погоди ты с Блоком! – нетерпеливо прервала её Вера. – Ты хоть новость слыхала?
– Какую? – удивилась Надя.
– Я так и думала! – скептически скривила губы Вера. – Сидишь тут как книжный червь в своём клубе и знать ничего не знаешь…
– Да в чём дело-то?!.
Надя нахмурилась. Вообще-то глаза у неё были тёмно-зелёные, но сейчас, за стёклами очков они казались совсем чёрными.
– Колю твоего срочно в область вызвали, председателем его назначают, вот что! – торжественно объявила Вера. – Рубцов из обкома звонил!
Надя, нервничая, сняла очки и встала из-за стола. Она оказалась выше ростом чем Вера, с красивым, чётко очерченным лицом. Стоя рядом, они как бы дополняли друг друга, каждая по-своему хороша: изящная блондинка в жёлтом ситцевом платье и статная брюнетка в строгом тёмно-синем костюме. Обе свои, местные, вместе росли, вместе бедовали, чему, кстати, способствовало и то, что подруги росли без родителей.
Верин отец утонул, когда ей только исполнилось двенадцать лет, всего на полгода пережил мать, которая неожиданно померла от какой-то вирусной инфекции, сгорела за три дня.
Надя же своих и не знала толком, сызмальства жила у бездетных дядьки с тёткой. Люди они были, по деревенским понятиям, состоятельные, так что в один прекрасный день их раскулачили. Приехали, забрали свинью, лошадь, всё, что в чулане нашли. А потом ещё на прощание берёзу, что испокон веков во дворе росла, порубили. Так просто, из злобы, потому что на большее надеялись.
Дядька тогда не выдержал, вскипел, схватился за берданку, ну его и пристрелили тут же. Осталась Надя с тёткой Аксиньей вдвоем. Всё ничего, только