Я понял намёк, что деда в каюте нет, и вышел на кормовую палубу. Тут стоит Миша-Яша с системным механиком Гришей Адмаевым.
Дед увидел мои продырявленные форменные брюки и следы крови. «Что случилось, Володя?» – « лушай, Михаил Яковлевич, твой немец хуже американцев. Прокусил мне колено. И, главное, никаких предупредительных выстрелов! Сразу стрельба на поражение».
Дед выволок собаку на палубу и заставил извиниться. Пёс виновато лёг у моих ног, прижав уши и закрыв глаза. Казалось, что после удара у него болела голова.
С тех пор пёс старался не приближаться ко мне. Если мы встречались где-нибудь в узком месте, он ложился на палубу в уголке, закрывал глаза и так лежал, пока я не пройду.
Вот такой был морской пёс.
Чтобы вполне оформить эту главу, расскажу ещё пару случаев из мира животных.
Мы часто подолгу стояли на якоре в 61-й точке в море Альборан. До сих пор помню, что для отдачи якоря мы выходили в точку с подходящими глубинами по двум радиолокационным расстояниям: до мыса Лос-Фрайлес – 11,9 мили, до мыса Килатес – 12,3 мили.
Осенью через Гибралтарский пролив и море Альборан из Европы в Северную Африку летят многочисленные стаи перелётных птиц самых разных видов. Однажды при сильном южном ветре большая стая филинов приземлилась на наш танкер перед рассветом. Видимо, при прокладке курса в Африку они не учли сильный встречный ветер и не успели до рассвета преодолеть оставшиеся 12 миль. А для них, думаю, это около часа лёта.
Сотни птиц облепили пароход, сидели во всех затемнённых углах на леерах, трубах систем, под всеми трапами. Отдохнули до захода солнца, в сумерках снялись и полетели к африканскому берегу. Но одного филина моряки поймали по моей просьбе и принесли мне. Небольшая, очень красивая птица, длиной вместе с хвостом сантиметров 30, с пушистыми ушками и огромными желтыми глазами. Я присвоил ему наименование по названию ближайших мысов на африканском берегу: Лос Фрайлес – де Килатес. А в быту звал его просто Филя.
Филя жил в моей каюте без клетки. Сначала ничего не ел. Мне пришлось для начала кусочек мелко нарезанного сырого мяса затолкнуть ему в рот насильно. Он быстро распробовал и стал свои кривым клювиком тихонько брать с руки кусочки. Кормление происходило по ночам. Днём он спал. А ночью после вахты я заходил на камбуз, отрезал от свиной туши кусочек мяса, тут же мелко его резал и в ладони нёс в каюту Филе. Воду Филя совсем не пил.
Мы с ним подружились. Днём, если я был в каюте, Филя поднимал ушки и прищуренными глазками непрерывно следил за мной, сидя на спинке кресла. Голова постоянно повёрнута в мою сторону, туловище при