– Понял! – обрадовался Толмачев. – А вылечится он, как только схватит Балуцу. Верно?
– Точно так, Иван Николаевич. Видите, вы все понимаете. А эти из Петербурга думают, что могут гнуть подчиненных в дугу ради политеса. Ей-богу, идиоты…
Генерал оглянулся на дверь и спросил шепотом:
– Вы ведь его убить хотите? Я никому не скажу, честное слово.
– Конечно, хотим, – вздохнул питерец. – Только нам запретили.
– Кто? Курлов?
– Да.
– Совсем он в жизни не смыслит…
– Говорит, что Балуцу так и так повесят. А вот ежели мы с Сергеем придушим его при задержании, то получится, что это месть. Недостойно-де государственных служащих.
– Тут его превосходительство можно понять. Но вам-то каково? Взять живьем такую гадюку! А вдруг он не дастся?
Лыков поднялся и протянул градоначальнику руку:
– Надеюсь на вашу поддержку, Иван Николаевич. Если откровенно, то мы сделаем все, что в наших силах. Получится живым взять – хорошо. Пусть посидит полгода в камере смертников. Ожидание смерти порой хуже самой смерти. Если нет, то… я готов ответить по закону. А Сергея шталмейстеру не выдавайте!
– Договорились. Теперь ступайте к Кублицкому-Пиотуху, он ведет дознание. Вы человек опытный, кроме того, уже пытались поймать Степку в прошлом году. Вам и карты в руки. Возглавьте дело, но уж тогда и ответственность вся на вас. Согласны? Если да, то сегодня же это будет в приказе.
– Спасибо, Иван Николаевич. Конечно, согласен. Азвестопуло будет участвовать неофициально.
– Само собой.
Жандармский ротмистр Кублицкий-Пиотух исправлял должность одесского полицмейстера. Лыков и его знал с прошлого года. Он отправился на угол Преображенской и Кондратенко – так с недавнего времени называли бывшую Полицейскую улицу.
Спускаясь по лестнице, сыщик вдруг остановился. Минут пять он глядел в окно и о чем-то сосредоточенно размышлял. Потом сказал сам себе:
– Да, так будет лучше.
У входа в городское полицейское управление Алексея Николаевича дожидался Сергей.
– Получил бумажку?
– Да.
– Чем же ты так невыносимо страдаешь?
– Расстройство психики с галлюцинациями и начальными признаками душевного разлада.
– Опомнись! С таким диагнозом со службы турнут.
– Да? Можно переделать.
– Переделай. Что-нибудь с двигательными функциями: ревматизм, люмбаго… На худой конец сифилис. Любую хворь, от которой хорошо помогают грязи здешних лиманов. Поэтому тебе из Одессы уезжать нельзя, сначала нужно пройти курс восстановительного лечения.
– Понял, сварганю. А курс начинается пятнадцатого мая, через полтора месяца. Я думаю, мы успеем раньше.
– И еще кое-что, Сергей.
Лыков доверительно взял помощника под локоть.
– Я тут подумал как следует… Нам надо непременно взять Степку живым. Не убивать, а сдать в каземат