Тьма каземата загоготала на разные голоса:
– Прежде всего запомни: не бойся ничего и не волнуйся. Я так вот давно уже обмяк, – визгливо хихикнул кандальник.– Волнуется здесь только он, посмотри! – грязный палец пырнул темноту.
Габриэль судорожно повернулся – у противоположной стены обозначилась большая, что холм, фигура.
– А теперь, рясоносник, поцелуй меня. Здесь скучно давить гнид без баб, а ты легко сойдешь за одну из них. Похоже, у тебя, святоша, давно ничего не было между ног…
Габриэль густо покраснел и погас душою, горько понимая, что оказался среди скотов. Ударом кулака он размазал напомаженные губы Масиаса по зубам. Тот упал, как падает труп: ни крика, ни возгласа.
Все смолкли на миг, точно свинца в рот набрали. А под низким сырым сводом раздался срывающийся голос брата Габриэля:
– Я не знаю кто вы, безбожники, но геенна огненная34 уже уготована вам Небесами. И, клянусь десницей Вседержителя, мне становится жаль вас, грешных, когда я думаю, чту ожидает вас за порогом вечности. Опомнитесь, братья мои, Иисус завещал нам…
– Неплохой удар для монаха, но слишком много болтовни… – оборвал его хрипучий голос.– Ты выбил зубы и испортил улыбку нашей Бениты. Поэтому ты заменишь ее нам! Меня зовут Лусио. Иди ко мне, я погрею тебя, святоша! Я ближе, чем твой Христос.
В отблесках фонарей тускло багровело сальное лицо мексиканца, толстое, что задница, обросшая усами. Карие от табака зубы лезли из-под щерившейся самодовольной улыбки. Лусио имел мрачную славу кулачного убийцы и насильника в каменных спальнях королевских подземелий. Решимость молодого монаха только забавляла его. Откровенно почесывая мошну, он кусал Габриэля волчьим взглядом.
Казалось, каждый волос на голове монаха ожил, зашевелился. Тюремная обезьяна была выше его на две головы.
Каземат затих. Только под гнилой соломой шуршали крысы…
Первый же удар Лусио сбил Габриэля с ног. Ощущение было такое, будто хватили по голове здоровенной булыгой. На какой-то миг сознание поплыло. Точно сквозь колбу, наполненную водой, он видел скалящиеся рожи колодников, похожие на песьи пасти, крупные и мелкие, зубастые и щербатые, изрыгающие скверну.
Лусио всей тушей ахнулся на поверженного монаха и должен был раздавить, расплющить его, как першерон или клейдес35 незадачливого наездника, но… обнял лишь шершавую каменную плиту. Иезуит выскользнул как угорь, спасла многолетняя выучка Ордена, уверенно вскочил на ноги, занял боевую позицию.
Брат Габриэль был молод – ему не пробило и тридцати, но на его руках и плечах наросло довольно мяса, от фехтования мечом и саблей, от возни со скотом и заготовки дров для монастыря – словом, память его держала не только заповеди Создателя…
От ярости мексиканец взревел