ты – здесь, так значит – чист!.
Проходит разводящий со сменой.
III
В уставе райском, спору нет,
есть превосходный пункт:
ни наяву и ни во сне
тебя уж не убьют.
Солдату, как в родном дому,
и мир, и благодать.
И, что ещё важней ему,
не надо убивать.
Но вот, меж разных райских дел,
боец услышал зов.
Остановился. Поглядел.
– Сергеев! – Иванов!
Обнялись крепко, от души.
– Да дай же поглядеть!
– Ведь земляки, ведь кореши!
– И это ж надо, где!
– Ну, как? – А ты? – Так ты ж давней…
– Да, парою годков,,,
– Так, расскажи… – Да нет, важней,
как там, у земляков?
– Да я, изрядно уж и сам…
Спроси у тех про свет,
кто в сорок пятом прибыл к нам
со знаньем всех побед.
У них и право – рассказать,
как кончили войну,
как не хотелось умирать
в победную весну,
как напоследок стали там
щедры на ордена…
А главное ты знаешь сам —
что кончилась война.
Так значит, мир, и можно жить…
Но я вот не пойму, —
ты дольше здесь, так расскажи —
тут караул к чему?
Проходит разводящий со сменой.
Приятель оглянулся, встал,
мотнувши головой,
(качнулась тусклая медаль
за битву под Москвой)
и с недомолвкою сказал,
провёдши по усам,
– Тут просто рассказать нельзя.
Ты должен видеть сам.
– Ну, что же, покажи тогда —
поднялся тяжело.
Как отдалённая беда,
предчувствие пришло.
Но беспокойства не видать —
бывало всё. И вот,
бок-о-бок двинулись туда,
куда прошёл развод,
куда всё как-то недосуг
бывало заглянуть…
За хвойный лес, за низкий луг
ведёт пустынный путь,
в ту сторону, куда с трудом
слезает день с небес…
Проходят караульный дом.
Безлюден хмурый лес.
В разведке – шаг нетороплив,
сперва смотри, куда.
Недолгий спуск. Крутой обрыв.
И – чёрная вода.
Прихлынул к сердцу непокой.
Стоят и смотрят, как
там, за Смородиной-рекой
встаёт недобрый мрак,
колышется слепая муть,
закат не разглядеть,
и кто-то в смраде и дыму
уже ползёт к воде…
и тихо говорит солдат
– Вот, можешь посмотреть,
здесь тоже есть граница, брат,
тут – жизнь, а там вон – смерть.
И вот ответ на твой вопрос —
за этою рекой.
И вот зачем здесь первый пост,
и этот часовой —
там, на Калиновом мосту…
А часовой стоял,
и метронома мерный стук
над ним века считал.
А за рекою,