Спасибо за заботу.
С ув. Борис Баришпольский».
Боря и Ирма Баришпольские организовали для Кати концерт 9 мая 1992 года, и Боре мы обязаны многими прекрасными фотографиями Кати с дочкой и записью концерта в Хартфорде за семь месяцев до Катиной смерти.
Уже когда Кати не было, я вспомнила её слова «может быть, Танечка, вас уволили для того, чтобы вы сделали что-то такое, о чем вы ещё сами не знаете», и до меня вдруг дошло: меня уволили, чтобы я написала о ней статью. По (не)случайному совпадению две мои большие статьи о Кате редактировала и сокращала Ирина Лейкина, редактор милостью Божьей. В 90-е она вела рубрику «Глаголъ» в газете «Новое русское слово», а позднее, когда газета закрылась, работала в редакции журнала «Слово/Word», где была в её сокращении опубликована моя статья о поэзии Яровой «Не поставив последнюю точку».
Опровержение в «Часе пик» тогда так и не напечатали. Вместо опровержения спустя полгода появилось интервью «Каждый выбирает ту ненормальность, какая ему ближе», взятое у Кати той же журналисткой. Катины ответы, как всегда, остры и оригинальны, хотя за полемическим диалогом угадывается переломный момент в жизни и трагедия нелёгкого поиска.
Москва. Перемены
Из письма Кати Яровой мне от 26 июля 1991 года: «Вот уже 2 месяца, как я дома. Пишу “дома”, но ощущение какое-то неполное. Кажется, что за время странствий я “здесь” потеряла, а “там” не нашла».
Тут я вижу перекличку с письмом Марины Цветаевой в Прагу Тесковой в 1928 году: «Я говорю… о чуде чужого. О там, ставшем здесь… Мне к Вам хочется домой: ins Freie: на чужбину, за окно». (Курсив мой. – Т.Я.) У Кати не было такой мечты о чужом, она не умела любить чужое, как своё. По свидетельству Оли Гусинской, Катя любила говорить: «Всё нашенькое саменькое лучшенькое», а в одной из своих песен пела: «И необъективной, пристрастною мерой/ я меряю всех – всех, кого я люблю»:
Быть может, призыв мой немного наивен,
но если нам врозь все равно быть нельзя,
давайте же будем мы необъективны
к России, к любимым, к родным и друзьям!
В упомянутом выше интервью Инна Кошелева приводит слова Кати об Америке: «По-настоящему там хорошо только тем, кому ничего не надо, кроме колбасы, которая называется по-разному: машиной, виллой, мебелью. У нас тоже есть такие. Им не важно общение, не важна культура, им не знакома прелесть языка. Они и не почувствуют, что в Америке другая аура. И запахи… Вы представляете, когда ничего не пахнет. Здесь идёшь, то тебе помоечкой пахнёт, то клёном и сиренью. Там – ни мочой, ни цветами. Людям с художественным складом, по-моему, Америка противопоказана». Кстати, Цветаева писала Тесковой: «В Москве жить я не могу: она – американская (точный отчёт сестры)». Бродский близок к Цветаевой в ощущении