Я прекрасно помню день, когда ее забирали. Было раннее-раннее утро, к нам приехали санитары. Еще тогда я придумал им название «люди без лица». У обычных людей лица существуют, чтобы выражать чувства, эмоции. У этих же лица ничего не выражали, они напоминали застывший розовый пластилин, поэтому их словно не было, и из-за этого они казались мне совершенно одинаковыми. Уже потом я встретил людей из этой категории, совершенно безэмоциональных, в другом месте, где мне пришлось долго проработать, – на кладбище. Они занимались организацией похорон, траурных процессий и торжеств. Такие вот холодные люди без лиц забрали мою маму.
В этот момент она находилась в состоянии краткой ремиссии и хорошо понимала, что с ней происходит, но не сопротивлялась. Она вела себя почти адекватно и со всем соглашалась, но даже когда мама была в этом состоянии, ни у кого не оставалось сомнений – ее нужно изолировать. Это был последний раз, когда я видел ее дома. Даже в периоды ремиссии ее постоянно мучили ужасные галлюцинации, тяжелый бред. В такие моменты она была уверена, что она должна спасти Россию, предсказывала конец света, общалась с невидимыми существами, считала себя сверхадептом магии. Могло показаться, что она стала жертвой истерии, которая развернулась в девяностые годы на почве эзотерики, оккультизма, магии, захвативших нашу страну после падения железного занавеса, Но мы знали, что она занималась всем этим еще во времена Советского Союза. Когда уже после ее смерти мы разбирали книги, то находили издания, выпущенные еще до революции, с «ятями» и «ерами», жуткими символами, схемами и картинками, непонятными словами вроде «примархъ», «адептъ», описаниями ритуалов и именами демонов. Все это было странно, это пугало всех нас.
После этого случая и до момента, когда мне исполнилось четырнадцать лет, мама все время провела в больнице, за этот период я видел ее два раза во время кратких ремиссий. Каждый раз я узнавал о встрече за пару дней от моего старшего брата. Он говорил:
– Скоро приедет мама, ей сейчас лучше, и вы можете пообщаться.
Но я не знал, как и о чем с ней общаться. За все эти годы я совершенно отвык от нее. Она стала совсем чужим человеком. Я боялся ее, эту чужую странную женщину без зубов.
Психиатрическая клиника сильно изменила ее. Люди, знакомые с этой проблемой понаслышке, часто думают, что психиатрическая больница – это тихое место, где пациенты под присмотром заботливых врачей смотрят телевизор и играют в настольные игры. Но в российском сумасшедшем доме все совсем по-другому. Там много насилия, мордобоя и со стороны санитаров, и между пациентами. Вместе с психически больными лежали наркоманы – для них тогда не было никаких отдельных лечебных учреждений. Постоянно вспыхивали драки за сигареты, отдельные стычки заканчивались избиением –