Я вообще старался брать пример с мужчин, которые воевали на Великой Отечественной войне. Был у нас в училище один такой – для меня и пример, и учитель. Это командир роты капитан-лейтенант Нещадин. Каплей Нещадин был бравым фронтовиком, с наградами, с опытом сражений и побед. Для меня он представлялся бесстрашным и непобедимым, даже фамилия у него была какая-то бескомпромиссная. Хорошая фамилия для воина, который не щадит живота своего ради Отечества. Нещадин приходил в училище в 5.30 утра, поднимал роту в 6 утра. Был человеком самодисциплины, требовательным, строгим. Много времени утекло, более 50 лет, лица моих преподавателей стерлись из памяти, хотя все преподаватели были хорошими, а вот мужественный облик Нещадина, его голос, его уверенный взгляд помню до сих пор.
Помню мою практику в Хабаровске. Ходил матросом на корабле «Сергей Лазо». Ласточкино гнездо помню, просторы Амура. Осталось воспоминание о шальной мечте перейти в Китай и хоть одним глазом посмотреть, как они там живут, наши братья навеки. Помню, как приходила мне в голову мысль броситься с утеса, так как нет на свете верной любви… Но, слава богу, я этого не сделал. Я убедил себя, что все у меня еще впереди, а неприятности и подвохи судьбы надо уметь переживать и становиться еще сильнее.
А дело было так. На первом курсе Благовещенского педагогического института училась моя первая любовь – Фаина Пролинская. Девчата, будущие «учителки» ходили к нам в училище на танцы, каждую субботу. На танцах, в родном училище я и влюбился в Фаину. Я был полностью уверен в своих чарах, но, увы, Фаина переметнулась от меня к парню по имени Коля Зима.
А я-то старался – на выпускной вечер поехал за город для нее, Фаины цветы искать. Кстати, ездил с тем самым Колькой, на мотоцикле. Мы залетели в кювет и я сломал руку. До выпускного вечера я так и не добрался. И вот пока я лежал в больнице, она, моя девушка стала встречаться с Колей. С этим человеком с несерьезной фамилией, который, впрочем, тромбонил в местном оркестре, у нас в БРУ. У него лицо было не слишком красивым, изъеденным оспой. Мне казалось, я был намного привлекательней – один рыжий чуб из-под бескозырки чего стоил! Из всей этой истории я сделал ценный вывод: тромбон, саксофон и гитара – великие вещи, они, оказывается, могут составить серьезную конкуренцию форме речника в острой борьбе за женское сердце.
Но не только для меня, рыжего парня из Албазино, Благовещенск стал судьбой, славным городом юности, в котором рождались мечты, зрели удивительные надежды, но и для моей родной сестры – Лауры Ивановны Подойницыной-Шеиной, – она параллельно со мной, тогда, в начале пятидесятых училась в Амурском сельскохозяйственном техникуме, а также для моего младшего родного брата Геннадия Ивановича Подойницына Благовещенск тоже «сбылся» как город юности – по моим стопам он поступил в Благовещенское