Чем-то новый уровень напоминал Анюте собрания анонимных алкоголиков в импортных сериалах, с единственной разницей: там не было секретарши, человека, который записывает весь тот бред, что произносили вслух пятеро людей, вместе с Геной и Ромой.
В самом начале своего трудового стажа Аня послушно и трепетно записывала всё подряд, после с трудом расшифровывая собственные каракули, беспомощно кусая губы, отгоняя мысли о том, что недовольны, она их не устраивает, её выгонят, уволят к чёртовой бабушке, или, как говорил директор, «к едрене фене».
Прошло три месяца – и Аня поняла: то, что со стороны кажется бредом, на самом деле бред и есть, лишь тысячная, если не миллионная доля пойдёт в дело, будет стоить каких-то денег, выплаченных удовлетворённым заказчиком за телезрительское рекламное раздражение…
– Почему компот? – произнёс Гена и, хотя на кудрявого Рому он не смотрел и краем глаза, было ясно, для кого предназначалась реплика, потому что до этого Рома соловьём заливался о перспективах компотной конторы.
В блокноте Аня записала: «Компот».
– Я так считаю, – сказал Рома, упрямо выставил подбородок, словно предлагая Гене гладко его выбрить.
Поскольку Гена молчал, и брить никого не собирался, Рома продолжил:
– Толпа увидит компот и сразу всё поймёт…
– Ни фига толпа не поймёт, – перебил его Бродский. Несмотря на духоту в офисе, пальто он не снял, сбросил его небрежно с плеч, развалясь на стуле. Пожалуй, своей позой он проявлял пренебрежения к Роме значительно больше, чем словами.
– Ты в прошлый раз вообще сказал «клизма» – начал заводиться Ромочка. – Сказал если «клизма», значит «жопа», а жопу все поймут…
– Бутор твой компот, – веско произнёс Гена. – А сам ты – жопа.
– Это почему это?! – Рома вскочил, стул отлетел назад, оставив на линолеуме противные полосы.
– Не знаю. Но сейчас станешь мёртвой жопой, – сказал Гена и достал из кармана пальто большой чёрный пистолет.
Аня так испугалась, что записала в блокнот: «Пистолет».
Трое остальных обсуждальщиков, никакого участия в прениях не принимавшие, чужих идей не поддерживавшие и своих не предлагавшие, при виде оружия активизировались молниеносно.
Бродский успел выстрелить только один раз, после ему пришлось сопротивляться рукопашному нападению. Пистолет у него отняли, при чём вся возня происходила у ног окаменевшей секретарши.
Потом Артур, невесело усмехаясь, сказал: «Борьба у ног за руку девушки».
Артур, кстати, был единственным, кто знал об изобразительных достижениях Ани, но распространяться об этом не спешил, или забывал, вспомнил только