Семь.
Ей почему-то запомнилась эта цифра.
Аня была уверена, что всё случилось на седьмом шаге.
Уже сбилось дыхание, зыбкими стали колени, пальчики нервно, не по-детски теребили тесёмку на шубке, и она уже видела себя шлёпнувшейся в лужу, на дно бобслейного отрезка, как чьи-то руки, очень сильные и уверенные, приподняли её над слякотным кошмаром и без труда переправили на безопасное место, более светлое, просторное и – самое главное – более сухое: за книжным магазином начинался пустырь, на котором так ничего и не построили; пустырь рассекала узкая полоска сухого тротуара, под которым проходила теплотрасса.
«Всё равно где-нибудь шмякнется», – сказала женщина, но Аня отметила её мельком.
Всё её внимание и воображение занял мужчина, так бесцеремонно распорядившийся её маленьким телом. Аня запомнила очень длинное чёрное пальто и ослепительно белые манжеты рубашки, едва выглядывающие из рукавов пальто.
Мужчина также был черно-белый, но его два цвета представляли собой фотографическую глянцевитость, которая много позже появилась в массе бесполезных женских журналов, а тогда Аня запомнила всё очень ярким, насыщенным – пусть и чёрно-белым.
Мужчина и женщина обошли её, застывшую от изумления и безопасного испуга; отправились по своим каким-то делам.
Аня не могла понять, почему они уже скрылись из виду, а она до сих пор слышит запах сигарет, которым отдавал предпочтение чёрно-белый мужчина. Скосив взгляд, поскольку пошевелиться она не могла, Аня увидела у своих ног тлеющий окурок: перенеся её с места на место, мужчина выбросил окурок, небрежно и лениво, как это можно увидеть только в фильмах. Окурок также был чёрно-белый: чёрный фильтр и белая полоска уцелевшего табачного тела…
Сквозное развитие «детство-отрочество-юность» и моментально-поляроидное возвращение опять в детство поставили Аню перед парадоксом.
Она не то чтобы не верила в возможность новой встречи с черно-белым мужчиной – просто не могла себе представить, что он делал и во что превратился за всё то время, пока, она росла, училась и стремилась стать художницей.
Поэтому, когда ей была предъявлена новая, улучшенная, омоложенная копия версия того мужчины, Аня застыла – точь-в-точь как тогда возле книжного магазина.
Не было только догорающего окурка у её ног…
II
– Так теплее?
– Он ещё не нагрелся
– Он тут уже полчаса стоит.
– Всё равно не нагрелся.
– За полчаса?
– За полчаса, – подтвердила Аня и встретила привычно раздраженный взгляд Гены Бродского. Такого же чужого для нее, как и все остальные в этом странном месте, на шестом этаже административного здания.
Совковые администраторы деликатно удалились, безропотно уступив место предприимчивым коммерсантам. Кажется, Бродский только сейчас заметил, что, устанавливая