Блинов и Климов – это посерьёзнее револьвера с одним патроном в барабане. Наоборот – весь барабан забит до отказа, пули уже выпущены. Можно увернуться, а можно принять в своё тело свинцовую тяжесть.
Возможно, Егор именно так и поступил бы, если бы не знал: всё это не смертельно, Блинов да Климов. Всё равно, предстоящая возня с документами выглядела настолько трусливо, что вызывала у Егора отвращение к самому себе…
Хризантемы отлетели на подоконник. Антон остановился под лампой дневного освещения – как под гильотиной.
– Абзац, – произнёс он, как будто продолжая диктовку делового письма.
– Она девственница? – равнодушно предположил Егор.
– Хуже.
– Куда хуже?
– Она лесбиянка, – мрачно сообщил Антон. – Цветов не взяла. «Вам часто приходится делать подарки без всякого повода?» – передразнил он. – Как может лесбиянка работать психотерапевтом?! – негодующе воскликнул Антон.
– Она психоаналитик, – автоматически исправил Егор.
– Она – лесбиянка, – отрезал Антон, и вышел вон.
Запах хризантем медленно и вязко наполнял офис.
Поколебавшись, Егор вышвырнул букет за окно…
VI
По наступлению вечера контора мебельной фирмы «Солярис» напоминала клетку с разъяренным львом. Клеткой был офис Егора. Львом был он сам. Антон его неправильно понял; он рассчитывал на интимный служебный сабантуй, где он сможет разложить шлюхастую Анжелу на офисном диванчике, – Егор неприятно его разочаровал, и отнюдь не сообщением, в котором убедительно доказывалось, что в офисе удобнее трахаться на столе, на подоконнике, но не на мягком диване. Анжела также не пребывала в восторге от сверхурочной работы: купила новый фен, когда она теперь сможет воспользоваться или похвастаться им?
«Никогда», – заверил её Егор.
Столы были завалены папками с финансовой деятельностью «Соляриса» за последние четыре года. Узнав об этом, Егор наорал на Кокина и Мокина: «Почему не за пять?!» А потом начал орать на всех подряд, даже на Антона, не говоря уже о жене (звонок беспокойства из дома, редкий случай, когда Егора застали после работы на рабочем месте). Окно офиса выходило на опустевшую в позднее время улицу. Грохот проехавшего под землей состава метро оживил картинки и фрагменты, осколками долетевших из детства: читали в каких-то книжках, видели в каких-то фильмах, но своими собственными глазами увидели только, когда стали взрослыми…
Егор вытер пот со лба, и сбросил с плеч подтяжки.
– Сколько ещё осталось? – спросил он у кроткого Кокина.
Ответил, как всегда, Мокин:
– Семнадцать… Нет, шестнадцать месяцев…
Пашка в свои шестнадцать месяцев утверждал