– Еще не хватало урядниковым подручником быть, – поморщился Анисим.
– Энто ты зря. В обчестве кажен член при должности быть обязан. К примеру, меня возьми. – Терентий полез за прокопченную, в позеленевшем медном окладе икону. Вынул оттуда бережно сложенный вчетверо лист бумаги, стряхнул со стола крошки и, развернув бумагу и расправив ее, глянул на приятеля: – Слухай!
Торжественность, с которой это было произнесено, заставила Анисима усмехнуться. Но чтобы Терентий не обиделся, он прикрыл рот ладонью.
– Приговор номер пять Сотниковского сельского схода. Тысяча девятисотого года июня двадцатого дня… – меж тем начал читать Терентий. – В присутствии нашего старосты Прова Мануйлова общее собрание имело суждение о следующем, – читал Терентий по слогам, но довольно бойко и слов не коверкал. – В отведенном нашему обществу лесном наделе было решено в течение десяти лет лес не рубить. Однако некоторые крестьяне нашего общества производят самовольную порубку леса и потребляют таковой безо всякой видимой пользы. По обсуждении чего, сельский сход с общего единогласия постановил… – голос Терентия сделался еще торжественнее, и даже Настасья оторвалась от работы, а ребятишки снова высунулись из-за занавески. – Для предупреждения, то есть остановки, рубки упомянутого леса в нашем лесном наделе, подвергать виновных штрафу в размере пятидесяти копеек за каждое срубленное дерево. Для наблюдения за лесным наделом и за самовольной порубкой леса, а также и указания виновных обществу мы уполномочиваем из своей среды местным лесным сторожем крестьянина Терентия Ивановича Ёлкина, тридцати семи лет, человека… – Терентий вознес костлявый палец к потолку, и на стене заколыхалась тощая изломанная тень, а палец вытянулся в скрюченный указующий перст: – … человека честного и добросовестного! Под судом и следствием не бывшего и ныне не состоящего…
– Дальше читай, папанька, – подал с полатей голос лопоухий Венька.
Приговор отец читал чуть ли не каждому гостю и при каждом удобном случае, и Венька почти наизусть знал все, что написано на бумаге. Но уж больно складно там говорилось! И еще ему нравилось, как хвалили в бумаге папеньку.
– Цыц, пострел! – прикрикнул Ёлкин, но чувствовалось, интерес сынишки ему льстит.
Мальчишка нехотя скрылся за занавеской, а Терентий, прокашлявшись, продолжал:
– За что он, то бишь я, должен получать от общества вознаграждение по 25 копеек из каждых 50 копеек штрафа и остальные 25 копеек зачислять в мирской капитал… – Дочитав, Терентий приблизил бумагу к глазам и гордо произнес: – Сам помощник волостного старшины расписался и печать приложил. Ишь, орел-то как ладно пропечатался. Все гербы на крылах видать. Стало быть, почти государственный я человек. Любого кажного отловить могу.
Белов насмешливо сощурился:
– Неужто кажного?
– А ты как думал? Уполномочие на то имею.
– Чего же ты Зыкова не отловил, когда он по первому снегу