Почувствовав, что его не слушают, Терентий Ёлкин по-совиному крутнул шеей.
– А ну, спать, бесенята! – уже беззлобно прикрикнул он и, пошатываясь, направился к печи. Делая пальцами костлявую «козу», пригрозил: – Кому сказал, спать! Лешак уташшит!
Старший сын Терентия первым понял, во что может обратиться самая невинная отцовская шутка, и шустро юркнул за занавеску. Лопоухий Венька, шмыгнув носом, ободранным еще в четверг, во время потасовки на льду, звонко откликнулся:
– Папанька, не пужай!
Терентий, ерничая, присел и, словно и действительно был озадачен отпором, почесал продолговатый затылок. Потом горделиво обернулся к Анисиму:
– Глянь-ко, бойкие какие… «Не пужа-а-ай!..» Все в меня… – внезапно выцветшие брови Ёлкина сошлись на переносице, и он задумчиво проговорил: – Токмо вот никак в толк не возьму, откель у Гришки заместо носа пуговка?.. Отвечай, Настюха, откель?!
– Отлипни, репей! – добродушно огрызнулась хозяйка. – За стол садись лучше.
– И то верно, – икнув, на удивление легко согласился Ёлкин и, чуть пошатываясь, вернулся на свое место.
На чисто выскобленной столешнице уже горой лежали в большой тарелке поблескивающие маслом пористые блины, сочно желтела квашеная капуста, теснились в миске соленые, словно восковые, груздочки, каждый не больше пятака. Вкусно пахло румяным пирогом с рыбой. Настасья ушла в угол к прялке. Терентий, осенив себя крестным знамением, выставил зеленую четверть с остатками очищенной и, внушительно крякнув, аккуратно разлил по стаканами.
– И как ты без бабы живешь? – набив рот пирогом, покачал он головой. – Не пойму… Хоша ты мне и земляк, не одобряю…
Анисим, посуровев, отозвался:
– У меня Татьяна за хозяйку…
– Татьяна… – протянул Терентий и развел руками. – Почитай и нет ее, Татьяны твоей… Девка-т на выданье! Парни к ей так и липнут, как мухи на мед. Выскочит в замуж, и все…
– Пущай в девках походит, – хмуро проронил Белов, души не чаявший в своей ладной, пригожей дочери. Никак у него не укладывалось в голове, что Татьяна и правда не сегодня завтра может оставить их с Петькой вдвоем. – Молодая еще…
Терентий неодобрительно взглянул на Анисима и потряс в воздухе щепотью квашеной капусты:
– Молодая! Во-во… Доходится!.. Кому перестарки-т надобны!.. Обидел ты ноне Маркела Ипатича, обидел.
Белов недовольно поморщился, но промолчал.
– Можа сказать, фарт тебе подвалил! – прожевывая очередной кусок, воскликнул Терентий. – А ты нос воротишь! Дурень ты, Анисим! И чем Никишка Зыков тебе не жених? Да с Зыковым, если хошь знать, кажен старожилец породниться желат! У Маркел Ипатича карман толще вековой сосны, а ты с анбицией… Гордыня