На первом круге вылетают все любители. На втором остаются твёрдые хорошисты, но и их вымело поганой метлой. Каким чудом удерживаюсь я – большой вопрос. Остаётся третий круг ада – интервьюирование. И тут ТОЕФЛ по боку. Насколько у меня бедный разговорный, я даже не подозревала. У нас очень жёсткая программа: мы учим историю Америки вперемешку с её ископаемыми и политикой, знаем, как называются ящерицы, живущие на юге Техаса и что предпочитают коренные жители Америки на ужин. Мы можем выдать это на уроке в лёгкую. Но свободно разговаривать об этом с носителями языка… Бесперспективняк, как говорят на нашей южной окраине.
На улице март. Бреду от бабушки по ледяным дорожкам меж ноздреватых этажей сугробов. Бабушка живёт в центре, от неё везде близко. На выходе сестра суёт мне папку с моими рисунками – на, возьми! Будет не о чем разговаривать или запутаешься – покажи им. Расскажи, о чём рисуешь, хоть время убьёшь.
В классе два парня. Америкос и русский. Лежат на диване утомлёнными солнцем тюленями – весь день слушали, устали. Спрашивают вяло. Голова гудит, как бабушкина чугунная сковородка, если ей двинуть по батарее-гармошке. Руки липкие, будто я катала в пальцах растаявший леденец. С трудом леплю кривобокие фразы, как булыжники во рту ворочаю. Гукаю, пыкаю, мычу. Герасим, прощающийся с Муму. За окном мартовские сумерки. А у бабушки борщ постный, квашеная капуста и тёплый плед на скрипучем диване. Хочу домой. Тоска. Безнадёга. Достаю папку, как спасательный круг. У парней сон слетает напрочь. Аж подпрыгнули. Роются в набросках, меня даже не слушают. Демоны, драконы, воины с обнаженными мечами их интересуют явно больше, хотя я честно пытаюсь впихнуть им месиво английских фраз в уши. Мол, увлекаюсь тяжёлой музыкой: Sepulture, Megadeth, Pantera – знаете таких? Вот у них и вдохновляюсь. Парни хмыкают: мол, ещё бы, конечно, знаем!
Выхожу несколько воодушевлённая. Ладно, хоть не всухую. Ощущение, как мешок с картошкой с плеч скинула. Всегда так накрывает, когда заканчиваешь что-то важное, и результат ещё не известен. Ощущение необычной лёгкости и отупения. Пустота какая-то, будто воздушный шарик проглотила. Будь что будет. Да пропади оно! Прошла – не прошла. Уж как есть. И иду к бабуле кушать борщ. Постный. Со сметаной. А потом под клетчатый верблюжий плед – и спать…
Однажды прихожу домой, а на пороге мама – просто светится. Как-то очень сильно светится. Ослепляет