– Ох, мальчуган, чувствую, что здесь речь идет не только о помощи сестре по служению Вселенной, – проворчал Ксанф. – Не для того тебя спасал Симон, чтобы ты так неосмотрительно рисковал своей жизнью. У тебя, как и у всех нас, священная миссия, изучать тайные знания, чтобы хранить мир и гармонию. Ты же сейчас стоишь на краю пропасти, берегись. Жрец не должен пускать в свое сердце любовь!
Хотеп вздрогнул, этот тихий сдержанный юноша сейчас стоял перед алхимиком, прямой, со странным фанатичным блеском в глазах.
– Не важно, что движет мной, но ради Теоны я готов и смерть принять! – тихо, но твердо проговорил Хотеп.
– А как же Симон? Ты подумал о своем учителе?
– Уверен, что Симон одобрил бы мои действия.
Ксанф пожал плечами.
– Что ж, раз ты уже все решил, тогда иди, готовься. Ритуалы не проводят с бухты-барахты.
Хотеп ушел. Ксанф и Патрикий остались в гостиной, Теона, опьяненная и утомленная, так и не пришла в себя. Патрик был ошеломлен, в голове не укладывалось, что этот невозмутимый и, казалось, бесчувственный, образцовый секретарь, способен на такие эмоции.
– Неужели Хотеп и вправду собрался провести ритуал? – удивленно спросил Патрик.
– Парень влюблен, а для жреца любовь – хуже смерти. Мне лично жалко не эту глупышку, Теону, и не сгорающего от любви Хотепа, но Симона. Неужели его ждет новое предательство? Пусть все боги не допустят этого!
Патрикий хотел задать вопрос Ксанфу, но в это время в гостиную вошел Хотеп. Он был одет в льняное белоснежное одеяние египетского жреца, в руках он нес чашу и нож. Секретарь был торжественен и печален. Хотеп посмотрел на Ксанфа и Патрикия.
– Хорошо, мы будем твоими ассистентами, – сказал алхимик.
– Нельзя же бросать тебя в такой ответственный момент.
– Благодарю, – учтиво проговорил Хотеп.
Ксанф отвел Патрика в сторону. Они встали у стены. Патрикий во все глаза смотрел на разворачивающееся перед ним таинство. Патрик уже несколько раз участвовал в магических обрядах Симона, но они никогда не были связаны с кровью, а Патрику на них отводилась небольшая роль подателя воды или чаши. Иногда Симон просил Патрика разложить карты. Теперь же юноша становился свидетелем, а, возможно, и участником древнейшего сокровенного действа, той самой священной магии, о которой говорили и Симон, и Ксанф. Хотеп подошел к дивану, на котором спала Теона, поставил на пол чашу и, подняв руки с ножом, на древнеегипетском языке тихо запел торжественную песню, прославляющую богов. Когда пение завершилось, он воскликнул:
– Вам, великие боги, я приношу в дар свою кровь! Примите ее, и спасите невинную деву Теону от тьмы охватившей ее!
Хотеп простер левую руку над чашей. В правую – взял нож.
– Стойте, не надо! – в комнату стремительно вошел Симон.
Хотеп опустил нож, его дыхание