Чем же это он убивать собирается, подумал Клеймёный:
– Руки вроде пустые, – но страх всё более холодил душу, выгонял мысли и, наконец, не осталось ничего, кроме страха.
– Твой страх будет так силён, что будет легче умереть, чем переносить его.
И ужас охватил убийцу сына Эркемея. Ужас, от которого стало стальным голубое небо и почернели ветки ив, и вода в реке почернела, и блики просыпающегося солнца, играющие на ней стали серыми, только глаза старика, ставшие вдруг огромными, остались тёмно-карими.
– А-а-а! закричал Ванька, но голоса не было, и напрасно он раздирал мышцы и связки, из горла вырывался только слабый хрип. Забился, задёргался злыдень, а песок всё глубже затягивает. И вот тут-то и появилась у него мысль о смерти. Взвыл мысленно Клеймёный, думая: «Когда же она, наконец, будет! Смерть – избавительница от мук моих!» Подумал, и за миг до смерти, после сильной, страшной боли, когда сердце разорвалось, успел узнать её. Показалась она ему совсем не страшной по сравнению с пережитым ужасом. Лицо Ваньки обмякло, остекленели его глаза, и он откинулся на спину, и лицо его скрылось под водой, взбаламученной его последними конвульсиями.
Эркемей поднялся и медленно побрёл прочь. Он впервые почувствовал себя стариком. Тело стало слабым, походка шаркающей, сердце глухо колотилось о рёбра. Когда он глядел в глаза убийцы сына и вёл его к смерти, была только сосредоточенность и где-то в глубине ненависть. Сейчас пришла брезгливая гадливость, как после убийства бешеной собаки или чумного торбагана, опустошение и жалость. Ведь и убитую бешеную собаку жалко.
Но дело сделано, и надо было идти к внучке.
Глава 6. Барнаул
А тем временем, дело «о предерзостном употреблении…» и «преступном упущении…» катилось своим чередом. Шангин выехал вести следствие.
Выяснить ему надлежало следующее: прежде староста Филонов (вот уж усердие не по разуму) во время январских допросов показал, что Кузинский не только слушал предерзостные слова Морозова и оставил их без внимания, а ведь ещё три года назад он, Филонов, подавал рапорт Кузинскому на крамольные речи Морозова.
Вот и надо Шангину найти этот рапорт во входящем регистре 1797 года в записи управительских дел, найти свидетелей проходящих по этому делу, узнать у них когда, где и при каких обстоятельствах Морозов разводил крамолу.
Разыскать надо было приказных служителей, что находились при Кузинском для исправления письменных дел и расспросить у них о том рапорте старосты. Потом ещё надлежало вести разговор с получившим донос управителем Ахвердовым, узнать, было ли ещё доносимо о том происшествии, и кто из людей слышал разговоры Кузинского и Морозова. И, наконец, провести пренепреятнейшую процедура конфискации имущества у Кузинских и Морозовых.
Шангин делал всё, что мог, чтобы спасти Кузинского от каторги, но спасти его семью от разорения было выше его сил. Снова перечитал