– Ну что ж, пройдёмся. Зови меня Петром Ивановичем или господином Шангиным.
И они пошли по тропке вдоль берега пруда.
– Господин Шангин, канцелярии толмач не нужен? Или лекарь?
– Хм, – хмыкнул удивлённо Шангин, одновременно подумав, – толмач, а вслух спросив, – и что ты можешь?
– Я в Джунгарии в монастыре учился ремеслу врачевания, знаю язык алтайских племён, монгольский, немного китайский, разбираю тибетскую грамоту, русскую грамоту учу. Печатный текст разбираю свободно, а письменный пока плохо, и письмо плохо выходит, но я стараюсь.
– О врачевании в госпитале и думать забудь, нас епархия со свету сживёт. Скажет, что колдуна-язычника к такому господнему делу приставили.
– Я, господин Шангин, крещён.
– А вот к своему христианскому имени так и не привык, Эркемеем представляешься. Крещён это одно, а вот искусство твоё языческое и его не окрестишь, – и поразмыслив, – А вот толмачём… Толмачём это надо подумать. Приходи-ка завтра после полудня в канцелярию. Запишем тебя Пантелеймоном Эркемеевым. Постоянной работы для толмача в канцелярии нет, будешь выезжать летом с партиями, тогда и деньги будут платить. Запишем при канцелярии, а это, значит, будешь ты человек казённый, а не просто знахарь инородец.
– Есть у меня ещё дело, господин Шангин. Дело тайное. Я знаю, Федя и Стёпа говорили о разбойниках.
– Говорили, и ты знаешь, где они?
– Нет, но знаю, где они скоро будут.
– И где же?
– Скоро они придут в Барнаул за золотом и серебром.
– Серебряный караван, что ли грабить? Пустая затея. Неужели не знают, что он ходит под надёжной охраной.
– Нет, господин Шангин. То серебро демидовские люди спрятали. Сделали чертёж, записали его тайнописью, а после сожгли. Тайнопись в трёх местах, и пока все части не соберёшь, плана не начертишь. У атамана две бумаги, а третья в Барнауле. Я не знаю у кого, но это сын демидовского приказчика.
– И когда они прибудут в Барнаул?
– На днях, однако. Не знаю, все, или только атаман. Зовут его Василь Никанорыч, а его ли это имя – никто не знает. Но я его видел, помню. Коль его поймать, можно выведать и про клад. Но раньше надо вызнать у кого могут быть недостающие записи, пока не пришли тати.
– Я подумаю, кто бы это мог быть, и расскажу обо всём Чулкову.
– Вы что же, хотите отдать клад в казну?
– Шангин вдруг остановился и задумчиво посмотрел на заводской дым.
Он даже не подумал, что можно поступить иначе. Он всю жизнь был казённым человеком. И всё что он имел – достаток, слуг, почёт, чин и звание члена-корреспондента – всё это дала ему казённая служба.
Конечно, и он не без греха. Будучи начальником рудника, распределял