– Вот и всё! – сказал, потом подумал, и оторвал край бычьего пузыря на оконце.
Проделав всё это, заговорил с Порфишкой и Филькой, а также раненым, которого звали Гришкой. Сказал, что их сморила сытость, усталость и духота, велел, чтобы ничего не помнили, и велел проснуться.
День закончился, другие разбойники не пришли, но и «гости» не ушли, вся шайка собралась лишь утром. Айланыс только успела подоить корову. Выходили они из тайги один за другим, молча. Последним, ведя в поводу лошадь, вышел медвежьеногий, его Эркемей узнал сразу.
Разбойники привязали коней, осмотрелись, заглянули в аил, поздоровались с товарищами, у Гришки справились как дела с его раной.
Ответил, что боль уже терпима и рукой двигать может.
Потом длинноносый атаман отсчитал из кошелька монеты.
– Это тебе за приют и лечение нашего человека, – сказал, отдавая деньги Эркемею.
– Не к добру, разговаривает как с сообщником, – подумал Эркемей, но деньги взял.
– А это тебе, – атаман протянул бумажную ассигнацию, – за корову. Не горюй, у тебя тёлка подрастает, а на эту бумажку ты двух коров купишь. Это было правдой, и Эркемей взял и эти деньги.
Разбойники развели большой костёр на поляне, забили и освежевали корову и стали резать мясо на куски.
Эркемей с горечью посмотрел на истоптанную, испоганенную коровьей кровью, помётом и мочой, заплёванную разбойниками поляну и ушёл в аил, где, забившись в угол, плакала Айламыс.
– Нет, жизни здесь не будет, – подумал дед, успокоил внучку и стал наказывать ей в каком случае, что делать.
Закончив наставления, вышел к разбойникам.
А разбойники уже напекли мяса и уселись пировать. Откуда-то появилась бутыль с водкой, повытаскивали из котомок кто что имел, кто мутный зелёный штоф, кто глиняную пиалу, кто фарфоровую чашку, а кто и деревянную плошку. Не утерпел и раненый Гришка, тянется к водке с глиняной плошкой. Налили и Эркемею – «для уважения». Эркемей опустил губы в чашку, глотнул, но всё пить не стал и незаметно выплеснул её содержимое себе под ноги.
Немного времени прошло, а господа разбойнички уже пели про державу росийску, про царя батюшку, наградившего доброго молодца дубовыми столбами с кленовой перекладиной и шёлковой петелькой.
Филька и ещё какой-то мужик пошли в пляс, а главарь и этот, медвежьеногий с кистенём, ремень которого опоясывал поясницу, пошли к аилу. Эркемей насторожился,