Who with his fear is put besides his part,
Or some fierce thing replete with too much rage,
Whose strength’s abundance weakens his own heart;
So I, for fear of trust, forget to say
The perfect ceremony of love’s rite,
And in mine own love’s strength seem to decay,
O’ercharged with burden of mine own love’s might:
О let my looks be then the eloquence
And dumb presagers of my speaking breast,
Who plead for love, and look for recompense,
More than that tongue that more hath more expressed.
О learn to read what silent love hath writ:
To hear with eyes belongs to love’s fine wit.
Так, что же, Шекспир забыл, что нужно быть уважительным в общении? Весьма сомнительно, тем более в свете его последовательности и не забывчивости. В сонете речь идёт о «ритуале любовных формул», т.е. не о единственном, а о нескольких, причём, выстроенных в строгой последовательности (ритуал) «любовных формулах». «Формулы» эти – очень сложные, ведь их так трудно помнить всегда. Но ошибаться нельзя, и если не уверен – «оробел», то лучше вообще «молчать».
Как видим, всё указывает, что это – ритуал любовного общения с женщиной!
Именно поэтому поэт молит этой любви взглядом, надеясь на женское понимание.
Можно говорить о первой встрече наедине с возлюбленной, которая ничем не закончилась – поэт «оробел» и «забыл любовный ритуал».
Также видим, что манифест сонета 21 пока исполняется – никаких сравнений или хвалы внешности адресата.
сонет 24
В сонете присутствует откровенный намёк на женщину.
Указание Шекспира на своё тело, как раму для полотна прекрасных форм – Thy beauty’s form in table of my heart; My body is the frame wherein ’tis held, (не лика, не душевных качеств!) адресата, вступает в явное противоречие с сонетом 20, если и здесь считать адресатом мужчину.
Сонет 24. Оригинальный текст
Mine eye hath played the painter and hath stelled
Thy beauty’s form in table of my heart;
My body is the frame wherein ’tis held,
And perspective it is best painter’s art.
For through the painter must you see his skill
To find where your true image pictured lies,
Which in my bosom’s shop is hanging still,
That hath his windows glazed with, thine eyes.
Now see what good turns eyes for eyes have done:
Mine eyes have drawn thy shape, and thine for me
Are windows to my breast, wherethrough the sun
Delights to peep, to gaze therein on thee.
Yet eyes this cunning want to grace their art,
They draw but what they see, know not the heart.
Но противоречия нет, если адресат – женщина. Тогда столь близкий контакт с адресатом в желаниях поэта (в перспективе) вполне объясним.
Здесь мы видим такое же следование манифесту Музы сонета 21 – минимум сравнений и никакой хвалы внешности адресата.
Прошу не путать со сравнениями поэта в отношении себя – здесь их немало. Но нас интересует только адресат.
Замок сонета 24 содержит объяснение, данное самим Шекспиром, своему отрицанию хвалы внешности в сонетах к возлюбленной – «рисуя вид, не видит чувства – They draw but what they see, know not the heart». Другими словами, Шекспир в отношениях с возлюбленной стремится в первую очередь узнать её сердце, душу, а внешность считает обманчивой, «коварной».
Видимо, эту «правду о любви» он упомянул в сонете 21, ведь только говоря о своих чувствах, своей душе, можно навести собеседника на ответное высказывание на эту же тему. А если хвалить внешность, то вряд ли можно услышать в ответ что-то большее, чем выражение стандартной благодарности.