После французского, немецкий являлся вторым языком, на котором она специализировалась, не говоря уже о том, что одна из её немногочисленных опубликованных работ была посвящена теме перевода церковных рукописей восемнадцатого века со старонемецкого. К тому же, проводя в архивах достаточное время, она научилась с большой степенью вероятности датировать старинные рукописи. Несмотря на это, к своему стыду, Дина не могла прочесть ни единого слова из документа, который сейчас пытливо рассматривала стоя посреди полутёмного коридора под скудными лучам единственной лампочки. Изумлённая сверх всякой меры, она медленно двинулась в комнату, даже не заметив, как вновь приложилась бедром об угол раскрытого сундука. Текст был сравнительно небольшой, около двадцати строк. Слова, несмотря на трудночитаемый готический стиль, очевидно являлись однокоренными германской группе языков. Орнамент по краям, поражавший своей витиеватостью и обилием красных и синих цветов, нигде до того ей не встречался. Сплетение кленовых листьев с острыми, как пики краями было показано на удивление реалистично (видны были даже несколько букашек и дырочки на отдельных фрагментах), а вверху располагался искусно выполненный профиль головы волка. Дина затруднялась даже определить, в каком веке составлен документ, хотя, судя по внешнему виду это было нечто достаточно старинное. Фактура материала, из которого был изготовлен свиток, свидетельствовала, что перед ней, скорее пергамент, нежели бумага, однако на этом предположения иссякали. Разложив находку на письменном столе и включив лампу, она поедала глазами изобилующие вензелями чёрные строки.
– Ну, дед! – бормотала она, не в силах оторвать взгляда от хитросплетений рамки, которым колоритно вторили крупные практически вертикальные буквы. – Я который год роюсь в архивах, выискивая хоть что-нибудь для диссертации, а ты такое припрятал, и ни слова! Ну и ну…
Особенно сильно обескураживала совершенная