Глаза женщины блестели сквозь очки небывалым восторгом. Она неотрывно глядела на большую толпу людей, собравшихся в самой середине площади вокруг высокого столба.
На столбе, повязанном разноцветными лентами, на самом верху висела пара замечательных красных сапог, да не каких-нибудь, а сафьяновых – мечта любого романовского парня.
И кто только не карабкался по длинному гладкому шесту. Ни один не достигал заветного подарка, и каждый неизбежно сползал вниз под громкий хохот публики.
– Вотрэ, вотрэ! – не унималась няня и показывала на толпу.
Но Ляля уже и сама видела, как в гуще народа маленький мальчишка в легком кафтанчике уверенно пробирается к столбу.
Кто он такой и откуда взялся, никто из собравшихся не знал. Все лишь с интересом наблюдали за смельчаком и подбадривали его веселым улюлюканьем. А мальчишка, обведя зевак лукавым взглядом, звонко засмеялся и, легко подпрыгнув, взлетел на самый верх. Одно мгновенье, и пара сапог покинула шест, и ликующая толпа понесла победителя на руках.
Ляля, взволнованная, побежала следом, не разбирая дороги, проваливаясь в лужи, натыкаясь на гуляк и сбивая с лотков товар. Мадам еле поспевала за ней.
Однако маленького мальчика быстро засосало людское море, и он скрылся из вида. Лишь знакомый звонкий смех доносился до слуха девочки из шумного потока голосов. Ляля растерянно глядела по сторонам, но ничего не видела, кроме сумасшедшего мелькания человеческих лиц. А потом все слилось в огромный праздничный хоровод. У Ляли закружилась голова, она чуть не лишилась чувств. Как вдруг совсем рядом она услыхала все тот же добрый заливистый смех. Ляля обернулась: в середине хоровода стоял Холодоша и хлопал в ладоши. А рядом с ним возвышалось огромное соломенное чучело, в лаптях, в тулупе, в кушаке. Кто-то сунул в руки Холодоше горящую головню. Он поднес ее к масленичной кукле, и та вспыхнула ярким пламенем. Холодоша засмеялся еще сильнее, щеки его зарумянились, и он подхватил вместе со всеми веселую песню:
Гори, гори, масленица,
Здравствуй, весна красная!
Ляля верила и не верила в происходящее. Неужели же это был тот самый Холодоша, которого она когда-то знала. Она с трудом пыталась протиснуться сквозь плотный людской поток, но ей не хватало сил. Она хотела перекричать ликующую толпу, но ее слабый голос тонул в радостном хохоте праздничного гулянья.
«Зачем этот праздник? Чему они все радуются?» – спрашивала себя Ляля, и слезы наворачивались у нее на глаза.
– Не плачь! – услышала она за спиной и, почувствовав у себя на плече чью-то руку, оглянулась.
Сзади стоял он, Холодоша, так же задорно улыбаясь и даря ей добрый взгляд. Только вот глаза у него были совсем другие – не прозрачные, светлые, а темные, глубокие, и щеки у него были румяные, и руки теплые, как у нее.
– А ты… ты больше не исчезнешь? – робко спросила она.
– Нет! – звонко ответил он.
– Никогда…