Именно с деталями метода и желали ознакомиться авторы приглашения, вызывавшие Инженера как одного из его зачинателей.
Ехать на собрание не хотелось. Красивые басни о борьбе со злом могли обернуться элементарной подставой. Но не послать вместо себя информированного человека было нельзя. Мало ли.
Он просмотрел бумаги, которые принес Фонарь. Иннокентий Светильников (наградил же бог именем и фамилией), молодой еще раздолбай, выполнявший обязанности менеджера и охранника, в наркособытиях принимал участие, когда по возрасту ходил еще в юнгах. Его брат подсел на иглу, и с тех пор, еще пацаненком, он помогал отслеживать наркопритоны. И был в курсе практически всех подробностей.
Доклад Фонаря начинался эпиграфом: «Бандитом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан».
Инженер ухмыльнулся. Помимо описания Уральского почина доклад изобиловал метафорами на антинаркоманскую тему. Доклад ему нравился, хотя заносило в нем Фонаря капитально. Как и по жизни – в шпингалетстве не закончив и восьмилетку, тот после нескольких лет в Петербурге записался в вечернюю школу и исправно посещал ее. Самое поразительное, что потом этот Пушкин-бля-Лермонтов собирался поступать куда-то еще. Такой вот под боком подрастал романтик с большой дороги.
Но теперь и Фонарь, и доклад становились без надобности. С утра пришла весть, означавшая, что сибирской затее настал капут. Адресат сообщал, что участников Сургутского схода арестовали вскоре после его закрытия. И большинство из них оказались под следствием по самым разным делам.
Это Инженер уже проходил. Насколько все предсказуемо, можно было и не загадывать. То, что аресты связаны с обсуждаемой темой, было очевидно.
Захотелось выпить. Он выбрался из-за стола и подошел к бару в углу кабинета. Зеркало за бутылками отразило жесткое чуть угловатое лицо и тяжелый взгляд. Старею, подумал он. Открыв, выбрал бутылку виски. Последнее время ему нравился именно этот напиток, вопреки разговорам об узнаваемом привкусе, ассоциируемым с самогоном. Начал открывать и передумал.
За упокой хорошего дела стоило выпить водки. Он взял с полки бутылку «Столичной». Наполнил рюмку и неожиданно для себя произнес:
– Ну что, профессор, поговорим.
Тимченко, взъерепенившийся не по делу, разозлил до крайности.
И вместе с тем старик вызывал уважение. На него, как на блаженного, не очень-то хотелось и обижаться. Скорее наоборот, вместо злобы усиливалось желание поговорить – нормально, без ругани. Объяснить, что еще несколько лет таких конфронтаций, и от старика и его начальников разбегутся все, кто чего-то стоит. Лучшие за границу, остальные,