– Вы как вот думаете, кто я? – И говорил.
– Охранник, вестимо.
– А кроме?
– Не знаю. – Гадать и ошибаться не хотелось: и без того гадко.
– Актёр я! Актёр. Хотя меня мало узнают. Только продавщица наша… А! Слушайте! Дайте мне, пожалуйста, книгу. Вы же студент – должна быть у вас хоть какая-нибудь книга? Ну, бумажку дайте, тоже пойдёт. А пальто можете? Буквально на минуточку.
Он встал, накинул мой тренчкот на плечо, как бы плащ, сдвинул свою кепку набок, чтоб походило на берет, и начал раздумчиво ходить. Он до смеха походил на арлекина: плащ его был клетчатой изнанкой наружу.
– Скажите как бы в сторону: «Заговорю с ним опять». А потом – ко мне: «Что вы читаете, принц?».
Что ж. У каждого свои загоны. Отвернувшись к стенке, я промямлил:
– Заговорю с ним опять… – Повернулся: – Что вы читаете, принц?
– Слова. Слова. Слова, – произнёс он томно. Подавая мне пальто и вчетверо сложенный листок, он весело спросил: – Ну как?
– Я не очень разбираюсь, но, по-моему, неплохо.
– Спасибо, а то трудно мне очень. Вы же знаете, чем актёр отличается от обычного человека? Ему зрители нужны. – Он закашлялся в смешке.
– А вы, то есть, Гамлета играли?
– Не-а. Заднюю часть коня или дерево – как повезёт. Да и было это, в общем-то, в школе. – Мы помолчали немного, и помолчали бы больше, но Гамлет вдруг встал со скамейки: – Времени-то!.. Пойду я потихоньку. Охранять всё равно нечего. Дайте бумажку, я вахтёрше записку оставлю.
Я предложил к его услугам свой телефон, но Гамлет отказался.
– Ну а как быть с?.. – Я кивнул.
– Скамейкой? Да забирайте себе – всё равно никто не заметит.
– Давайте я лучше её напрокат возьму? Дня на два.
– Можно и так.
С тем и расстались. Охранник отправился Бог весть куда, а я перебросил скамейку через плечо и зашагал. Конечно, Гамлет меня повеселил, но на душе оставалась пустота. Я неслышно напевал Летова.
Прошёл по Никитской, свильнул в Брюсов переулок.
Крепкий мужик с брюшком – в плаще – тоже вышел с Никитской. Он обогнал меня, стал вдруг на месте, обернулся, пугающе быстро подошёл, огромной своей рукою пожал крохотную мою и спросил, нельзя ли ему посидеть на моей скамейке. Отказывать было неловко. (Мы стояли у англиканской церкви. Со скамейками там вправду худо.)
– Вольф Альбертович, – представился он, усевшись.
– Велимир Хлебников.
– А. Шуточки? Бывает-бывает. Залив Судака – переплывали?
– Я и Босфор переплывал.
– Судя по вашим ответам, вы не кто иной, как студент. Угадал?
– Угадали. А вы, судя по вашей манере размышлять, – преподаватель?
– Именно так.
Мы сидели, засунув руки в карманы и вытянув ноги, – зябко, как воробьи. Не знаю, почему, но мне не хотелось делиться своей скамейкой.
– И что же вы преподаёте, Вольф Альбертович?
– Историю. Но не у вас, можете не лебезить,