– Разбежались кто куда… Мне одной страшно – тут такие большие все! И их та-а-ак много!
Мы сидели, разглядывая проходящие мимо куртки незнакомцев.
– Ты хочешь найти своих друзей? – спросил я.
– Да! Друзей!
– Тогда тебе повезло. У меня есть волшебная скамейка: ты на неё садишься, а друзья сами собой появляются. И знаешь, что? Дарю.
Глаза её переменились и наполнились той искренней радостью, которой люди очень быстро разучаются.
– Спасибо, дядя Антон!
Я оставил Арину и присоединился к проходящим курткам. Отойдя шагов двадцать, я обернулся: на скамейке сидело уже пятеро ребятишек. Я не успел толком порадоваться за Арину – мне позвонили.
Приглашение на прогулку
Я ненавижу букву «г». Она фонетически омерзительна. Самые скверные слова начинаются именно с этой буквы: гадость, глупость, голод, ГУЛАГ, государство, Господь (что, в общем, то же), гангрена, гнильё, география, галлюцинация, гносеология, говно, гульфик, газета, гильотина, гроб, гибель, град, галстук, Галина… Хватит! Я решительно исключаю её из лексикона! Я!.. Я вообще не о том хотела рассказать.
Цензуры на Руси уже лет тридцать нет. Это официально. Неофициально – процветает. А заведую ей я.
У нас в редакции принято помалкивать об этом. Мой кабинет в самом конце коридора, – но ни одна рукопись без моей печати и думать не думает о том, чтобы куда-то пойти.
Вот, принесли опять. Очередная мура про счастливую любовь. Я херила красной ручкой одну страницу за одной – и отбрасывала их в сторону с небрежным шелестом.
– Можно войти? – постучался: Рома.
– Да-а-а, – я попробовала вчитаться, но опять увидела: «нежные плечики дышали фиалками» и «Вселенная затаилась в её очах». – Да-а. Войдите.
Явился, раздолбай: подбородок боится выступать и нежно поддаётся, чёрные волосы засалены напрочь, нерешительный рот застыл в вечной улыбке не то кота, не то кролика. Одет кое-как: синий жилетик в лишённую вкуса клеточку; воротник рубашки распахнут – наверняка отлетела пу…
– Как работа? – спросил Рома, заложил руки за спину и навис над столом – будто бы не мешая.
Я приподняла очки и ухватилась за переносицу (она стонала):
– Да никак. Опять все счастливы, все целуются. Аудитория не поймёт.
– Не хватает мрака?
– Именно.
Я надела очки и потянулась к кофе – темновато у нас тут, одна только лампа следака; меня окружают бумажки, кипы, талмуды́, – я потянулась к кружке и нащупала пузатую бутылку. Поднесла на свет:
– Это что? Коньяк?
– Коньяк.
У Ромы взор мерцал.
– Убери это. – Я протянула ему бутылку и поправила неприлично распахнувшуюся шаль.
– Но у тебя день рождения, вот я и…
– Убери, я сказала.
Нет, я пью – просто редко: раз месяца в четыре нарезаюсь как настоящая свинья. Правда, одна. И на обед я не хожу (терпеть до ужина